Журнал "Вокруг Света" №4 за 1996 год
Шрифт:
Тэкеле остановил мулов возле единственного в Маджи постоялого двора, похожего на благоустроенный дровяной сарай, из открытой двери которого доносились гостеприимные звуки музыки. Называлось это заведение «Альга алле», что на амхарском значит просто «постель имеется». Таким образом, ночлег нам был уже обеспечен. Хуже было с едой. В этот вечер мы ужинали только чаем с печеньем, пачку которого я чудом захватил с собой.
Как только мы оказались в Маджи, я принялся расспрашивать у местных жителей, где и как можно повидать сурма. И тут выяснилось, что, добравшись с таким трудом до Маджи, мы почти так же далеки от сурма, как и в Туме. Оказалось, что ни в Маджи, ни возле Маджи сурма вовсе не живут (хотя частенько и появляются на местном рынке) и что их ближайшие селения находятся в одном-двух днях пути от Маджи, куда вот так, экспромтом, без предварительной подготовки, экипировки и запасов провизии мы
Но главным обстоятельством, заставившим нас с Тэшоме окончательно отказаться от нашего намерения добраться до их селений, было недавнее убийство в окрестностях Маджи молодого воина-сурма, спровоцировавшее конфликт между двумя соседними племенными кланами. Межклановая вендетта отозвалась засадами на горных тропах, ведущих из поселков сурма на рынок в Маджи, и напрочь отбила у местных жителей желание наниматься проводниками к европейцу-«френджу». В другое время нашлось бы немало желающих подзаработать.
Не веря поначалу в серьезность рассказов о кровной мести, я счел их местной формой вымогательства. Коли так опасно, то и вознаграждение проводнику куда больше. Однако, когда люди стали отказываться и от дополнительного вознаграждения, я понял, что положение серьезнее, чем мне представлялось, и что провожатого я едва ли найду.
Делать нечего, нужно было возвращаться обратно в Джимму ни с чем. Мы бы так и сделали, если бы не внезапно начавшиеся ливни, которых в это время года здесь никто не ждал.
Ливни в мгновение ока размыли и без того небезопасные горные тропы, а также летное поле, на которое самолет, прилетевший в Тум через три дня, так и не отважился сесть и улетел обратно, оставив нас в совершенной неопределенности. Кроме того, у нас с собой не было абсолютно ничего съестного, а в местной харчевне по случаю поста — хоть шаром покати, и единственное, на что можно было рассчитывать, это на жалость сердобольной хозяйки, которая облагодетельствовала нас оставшимся от домашней трапезы постным большим кислым блином-«ынжира», политым ложкой горохового соуса-«кык». На местном рынке, очевидно, тоже по случаю поста, за исключением каких-то мелких яиц неизвестного происхождения, также нельзя было найти ничего съедобного для европейского желудка. В течение почти целой недели ынжира с кыком раз в день да пара-тройка сваренных вкрутую загадочных яиц и составляли наш ежедневный рацион. Признаться, было уже не до сурма, потому что все время хотелось есть, и главной целью стало продержаться до следующего самолета.
И вот тут-то в Маджи появились сурма. Правда, по сравнению с обычным (то есть мирным) временем, когда, по словам старожилов, их приходит на рынок довольно много, пришло всего пятеро: трое мужчин и две молодые женщины. На местных их появление не произвело ровно никакого впечатления. Их внешний вид совсем не соответствовал моему представлению о сурма, как об одном из самых отсталых народов планеты. Пришедшие на рынок сурма выглядели вовсе не дикарями в одних набедренных повязках (точнее говоря, повязок-то и не было). На женщинах были наброшены, довольно небрежно, какие-то белые хлопчатобумажные простыни (могу поклясться, что это были именно простыни, а не многослойная эфиопская «шамма»); двое мужчин постарше были задрапированы в такие же простыни, но уже не без определенного изыска и изящества: у одного из них простыня была обернута вокруг плеч почти на классический амхарский манер, у другого — искусно повязана узлом на левом плече, ниспадавшая вниз, подобно тоге римского сенатора. Третий был одет в слишком короткую для него рубашку полувоенного образца с короткими же рукавами. Брюк или какого-то их подобия ни на одном из них не было, из чего можно было сразу понять, что скрывать мужское достоинство у них не принято.
Я немедленно расчехлил камеру и начал снимать. Однако сильного желания сниматься сурма не проявляли и каждый раз просили за это плату. Зато местная ребятня, стоило мне лишь открыть объектив, сразу начинала совать в него свои мордашки и ладошки, а потому, даже договорившись с сурма о съемке, мне поневоле приходилось снимать жужжащую толпу местных ребятишек. Это было бессмысленно, и от съемки пришлось отказаться.
Словно в награду за неудачу судьба свела меня с Герси Феттене, молодым человеком из племени сурма, оказавшемся в Маджи в одно время со мной. Герси Феттене являет собой редкий пример «цивилизованного» сурма; ему, в отличие от большинства соплеменников, удалось перескочить традиционные родоплеменные барьеры, окончить школу и даже освоить профессию механика. Он уже давно жил и работал в городе, в Маджи почти не бывал, и мы встретились там с ним лишь по чистой случайности. Встречу с Герси я считаю своей крупной удачей, поскольку в его лице я нашел не только переводчика (пришедшие на рынок сурма не желали говорить, а, может быть, и не понимали амхарского), но и великолепного информатора, с увлечением и охотой рассказывавшего о жизни своего народа.
Прежде чем перейти непосредственно
Еще в Джимме редкие амхарцы, встречавшиеся с сурма, рассказывали о них как о совершенных дикарях, причем главным доказательством дикости служило отсутствие у них какой бы то ни было одежды. Как говорится, куда уж дальше. Не скрою, я был разочарован, увидев, что костюм сурма отличается от костюма среднего амхарца или оромо разве что отсутствием штанов.
Однако нет дыма без огня, и, как я потом узнал у Герси Феттене, это был скорее костюм «для выхода в свет». У себя в селениях мужчины, особенно в сухой сезон, действительно, не носят никакой одежды, украшая себя лишь веревочкой на поясе, с которой свешиваются иногда несколько шнурков, украшенных бисером, но теперь чаще всего стреляными гильзами. Женщины драпируются более основательно—в козьи или бычьи шкуры, которые оборачивают вокруг талии, а в прохладное время накидывают и на плечи. Называется такое кожаное одеяние «кода». Правда, в последнее время, наряду с традиционным «кода», женщины сурма все чаще носят распространенную по всей Эфиопии «шамму» — полотнище плотной, неокрашенной хлопчатобумажной ткани. Однако, если судить по тем двум дамам, которых мне довелось увидеть на рынке в Маджи, женщинам сурма в манере носить эту распространенную по всей Эфиопии хлопчатобумажную накидку далеко еще до того изящества, которым издавна славятся, например, амхарки или тиграйки. У дам-сурма явно не выработалась привычка одеваться...
Будучи скотоводами, — начал Герси свой неспешный рассказ, — сурма особенно чтут все, что связано в их жизни со скотом и продуктами скотоводства. Скот у сурма — главное мерило благосостояния, о скоте пекутся едва ли не больше, чем о детях, забивают скот на мясо в исключительных случаях. Повседневная пища — похлебка из муки, сваренная, а то и просто разведенная в воде, обжаренные на углях початки кукурузы, просяные лепешки, молоко, яйца, мед. Мясо же, за исключением дичи, сурма едят лишь по случаю каких-либо праздников или поминок, причем всегда только сырым. Едят и мясо павшего скота. А больше всего любят бычью кровь, смешанную с молоком. Для этого короткой полой стрелкой быку протыкают яремную вену и сцеживают из нее в калебасу около литра крови. Потом эту, еще теплую, кровь смешивают с парным молоком и пьют. Считается, что эта смесь придает силу и выносливость мужчинам и ускоряет рост мальчиков. Естественно, что, заботясь о своем скоте, сурма позволяют себе пить подобный «коктейль» весьма нечасто. Повседневные напитки у них — коровье молоко и слабоалкогольный напиток «бордэ».
С последним у меня был опыт, но, так сказать, только поверхностный: по цвету «бордэ» напоминает «бочковой кофе», а по запаху что-то вообще невообразимое, отдающее кислятиной. Делается он из ячменя, и, по-видимому, его следует отнести к разновидности пива. Амхарское национальное пиво «тэлла» и оромский «бырс» я пробовал, но попробовать «бордэ», тыквенные фляжки которого сурма принесли на рынок, я не рискнул. Однако сурма его попивали из фляжек с видимым удовольствием.
Как на мужчинах, так и на женщинах были надеты браслеты. Ручные браслеты они называют «чоле» и носят их как на запястьях, так и на предплечьях чуть выше локтя. Ножные браслеты называются «сиги». Их носят на щиколотках или на лодыжках под коленом. Вообще, браслеты — самое распространенное украшение у сурма, как, впрочем, и у большинства других африканских народов. Их надевают детям едва ли не с первых дней рождения. Браслеты бывают самой разной формы, но наиболее распространены — круглые и гладкие со слегка разомкнутыми концами и многовитковые, спиралевидные, напоминающие короткую пружину. Последние предпочитают носить женщины. Мужчины, как правило, ограничиваются одним-двумя тяжелыми браслетами грубой работы. Женщины, в зависимости от состоятельности семьи или желания, надевают на каждую конечность по десять, а то и больше браслетов. В прежние времена, когда металл для изготовления браслетов был дорог и его приходилось выменивать у соседних племен за шкуры, мед или зерно, наличие большого числа браслетов, конечно, свидетельствовало о достаточно высоком положении обладателя и его богатстве. Теперь-то проблема сырья решается значительно проще. В качестве такового служит продающаяся на местном рынке дешевая металлическая посуда.