Журнал "Вокруг Света" №4 за 1996 год
Шрифт:
Хозяин мастерским поворотом головы и точно выверенной улыбкой как бы подтвердил мои опасения, ни словом, однако, не сказав ни «да», ни «нет». Глаза его были полны сочувствия.
— Можно постараться получить разрешение, сэр. Я помогу вам.
— Нет, нет, — отвечал я с облегчением, — мне неудобно доставлять вам трудности.
— Никаких трудностей, сэр! — запротестовал хозяин, но я уже шел к выходу. — Это входит в цену. Сэр! Мы можем поговорить о скидке...
Этих последних слов я мог бы и не слышать, ибо был уже на улице.
То, что мне повезло, я понял довольно скоро, ибо в других лавках предварительно оценив меня взглядом и показывая радушной улыбкой
Я почти оставил мечты о крисе. Правда, все еще надеялся на заключительную встречу в министерстве. Мы бы выразили удовольствие от страны и поездки. Малайзийская сторона выразила бы удовольствие от нашей поездки и будущих публикаций. Затем служитель внес бы свертки, один из них длинный и плоский. Лица хозяев стали бы серьезными. Мы бы встали по уставу.
...Не было заключительной встречи. Прямо с северного острова Лангкави мы улетали — с пересадкой в Куала-Лумпуре — в Москву. Но остров стоил любого министерского приема. Там, на Лангкави, я и купил себе вожделенный крис. И оба мы купили сонгоки.
С меня еще взяли обязательство, что крис будет сдан в багаж, а никоим образом не в ручную кладь. Кроме того, я был уведомлен, что крис — если будет наточен — может стать предметом особой опасности для моих близких.
В старинности предмета, впрочем, меня никто не заверял.
Из лавки мы уходили в сонгоках. Проходя мимо полицейского стража у выхода, я положил крис рукоятью на плечо — так, как на назидательно-исторических картинах, которые видел в музеях. Страж отдал честь и улыбнулся в свои жесткие малайские усы. Мне это очень понравилось.
Там же, на Лангкави, я купил себе юбку-саронг.
Лангкави был последним этапом нашего полумесячного путешествия по Малайзии. Первым был Субанг.
Аэропорт Субанг в столичном городе Куала-Лумпур.
А эропорт Субанг поразил тишиной и пустотой: с самолета сошло, включая нас, всего четверо в пиджаках и галстуках. Мы прилетели на следующий день после назначенного и беспокоились: встретят ли нас? В Малайзии до того мы никогда не были, не знали Куала-Лумпура, а также местных привычек и обычаев. Знание того, что название столицы переводится, как «Илистое слияние рек», в данной ситуации помочь не могло. Кстати, что за реки слились, мы тоже не знали. Оказавшись далеко — а тем более так далеко — от дома, становишься неопытным, как малое дитя даже в столь, казалось бы, простом вопросе: можно ли скинуть пиджак и распустить галстук или же это будет воспринято как грубейшее нарушение политеса и неуважение к хозяевам. Добрая, ободряющая рука — в данном случае министерского представителя — должна была по-отечески поддержать нас в первых шагах.
Работник российского госучреждения за рубежом, встречавший наших спутников, был одет в элегантную рубашку с крокодильчиком и безукоризненно белые шорты. Вопрос о пиджаках и галстуках разрешился.
За ним появился плотный смуглый мужчина с картонным плакатиком: «Mr.Mints & mr.Ivan». Мы шагнули ему навстречу — в горячий, влажный и странно пахнущий воздух. Странно, резковато, но вовсе не неприятно. Как и должен пахнуть воздух тропиков.
Мужчину в розовой рубашке звали Висванатан, для краткости, но без фамильярности — Висва. Он оказался нашим официальным гидом, которому известны наше расписание, гостиницы, где заказаны номера, и тот набор обязательной информации, с которой должен быть ознакомлен
Этим правом мы немедленно воспользовались, едва он привез нас в превосходную гостиницу «Свисс Гарден». Договорились, что Висва приедет в половине восьмого и покажет вечерний Куала-Лумпур. До этого мы хотели побродить по городу сами, набраться первых впечатлений, обычно самых ярких и стойких.
Когда, помывшись и переодевшись в неофициальные, но более удобные для тропиков одежды, мы вышли на широкую улицу Джалан Пуду, где в банном воздухе неслись машины, а по крытым переходам-мостикам шли люди самых разных цветов кожи, эту тяжелую усталость как рукой сняло: сердца наши стремились к Востоку, и Восток был перед нами.
Мы пошли по Джалан Пуду, свернули на Джалан Тун Перак, оттуда на Джалан Петалинг и за следующим поворотом поняли, что «джалан» значит «улица». По Петалингу мы добрались до квартала двухэтажных домов с металлическими балкончиками и жалюзи. От домов, правда, остались только фасады: шла реконструкция, при которой полностью обновлялась начинка здания. Даже если здание наращивало этажи, улица сохраняла свой традиционный облик на уровне видимости пешехода.
Мы остановили наш выбор на очень народной, но не слишком дешевой столовой — под навесом на улице, где ели руками малайцы. Нам шлепнули из котла риса, остальное набирали сами. В непонятном разнообразии преобладала рыба и прочие морепродукты, а также понятная курятина. Вывески настойчиво рекомендовали «лакса пинанг». Лакса оказалась поджаренными макаронами. Отдельно готовили карри из рыбьих голов, но к наслаждению им мы еще не были готовы.
Широкие джаланы перемежались кривоватыми и узкими, за двухэтажными домами виднелись дома очень высокие и очень современные. А потом — опять двухэтажные, но не подвергнутые лечению. На дверях красовались золоченые иероглифы. Мы оказались в Китайском городе, и среди прохожих уже преобладали китайцы: светлая кожа, приличный английский и деловитая любезность, с которой они отвечали на наши вопросы.
В ряду домов легкая решетка отделяла от улицы храм клана Чен. Может быть, это был и не храм, а что-то вроде общественного центра клана, а также место почитания предков. Их фотографии покрывали стены: Чены в халатах, Чены в твидовых пиджаках и галстуках, Чены в тяжелых очках. Ченов, скончавшихся до широкого распространения фотографии, увековечивали аккуратные овальные таблички с их почтенными именами. Каменные плиты двора, куда выходит сам храм без передней стены, были чисто подметены. В боковой галерее беседовали за чаем пожилые мужчины, тоже Чены. Любезным взмахом руки они позволили нам пройти и продолжили свою беседу, не обращая внимания на наши передвижения.
Мы лишь однажды нарушили их покой, осведомившись, можно ли фотографировать. Тем же благосклонным жестом Чены предоставили нам полную свободу действий. Статуй богов для храма было маловато. Скорее всего, это были даже не боги, а изображения Учителя Куна, известного в Европе как Конфуций. Чены простились с нами все тем же любезным взмахом.
Мы сворачивали в переулки, пока вновь не оказались на шумном джалане, и исподволь начали расспрашивать прохожих о том, как вернуться назад. Кажется, мы забрались очень далеко от гостиницы и, не торопясь, пошли домой в весьма приятном расположении духа: самые первые шаги по стране подтвердили наши надежды на ее разнообразие и экзотичность.