Зима в горах

Уэйн Джон

Овцы, решил Роджер, будут, конечно, просто наблюдать. Они не прекратят жевать свою жвачку, когда его станут избивать, превращать в калеку, до конца жизни прикованного к инвалидной коляске, или в идиота с отбитыми мозгами, лепечущего всякий вздор в какой-нибудь безвестной больнице для умалишенных. Ну вот, я скоро сравняюсь с тобой, Джеффри. А может быть, это будет смерть? Уж лучше смерть. Смерть, приди, возьми меня, опереди гаечный ключ!

Те двое не спеша надвигались на него. Они, казалось, отлично понимали, что сопротивление Роджера сломлено. Роджер опустил глаза и посмотрел на свои руки. Как он мог вообразить, что в этих руках достаточно силы, чтобы задушить человека?

Это нервные руки, с тонкими длинными пальцами. Если бы он занимался физическим трудом, руки у него были бы сильнее. Но ведь даже огромные, узловатые руки Гэрета были накануне вечером беспомощно распластаны на мостовой. Все так же ярко светило солнце, и было очень тихо. В этой тишине Роджер отчетливо слышал легкий шорох приближавшихся к нему шагов. Они надвигались, чтобы разделаться с ним. Но он услышал еще и другой, металлический звук. Где-то неподалеку, за поворотом дороги, звякнула железная калитка. Кто-то шел.

Те двое тоже услышали стук калитки. Черные бусинки глаз обменялись быстрым, пустым взглядом, и оба ринулись на Роджера. Несколько сокрушительных ударов, несколько пинков, когда он уже валялся бы на земле, и им оставалось бы только скрыться. Калиткой могла стукнуть женщина или даже ребенок. Какая-нибудь фермерша, собравшаяся на деревенский базар за овощами. Им достаточно было повернуться в ту сторону спиной, и она не увидела бы их лиц, и дело было бы сделано, раньше чем она подошла бы ближе.

Но стук калитки вывел Роджера из летаргии, порожденной отчаянием. Стук означал — люди. В мире не только он, двое кровожадных убийц, солнце, тишина и овцы. Эти горы обитаемы, здесь живут люди, у них есть имена, лица, они улыбаются, помогают друг другу, испытывают человеческие эмоции. Ему бы только остаться в живых, уцелеть еще несколько секунд, пока тот, кто хлопнул калиткой, не покажется из-за поворота дороги… Собравшись с силами, Роджер внезапно прыгнул на парня с гаечным ключом и попытался выхватить у него это оружие. Тщетно. Тот был сильнее Роджера, особенно руки, кисти рук у него были крепче. Но внезапность нападения ошеломила его, а Роджер отчаянно вцепился в ключ и, вырывая его, едва не повалил парня. Другой парень, шофер, старался схватить Роджера, но тот, что боролся с Роджером, мешал ему. Шофер попытался ударить Роджера кулаком и промахнулся. Человек, стукнувший калиткой, появился из-за поворота дороги. Это был Йорверт.

На какое-то черное, страшное мгновение беспросветное отчаяние, еще более глубокое, чем прежде, овладело Роджером. Это был Йорверт, который при встречах с Роджером глядел на него волком, которому было наплевать на Гэрета и на его автобус и для которого Роджер был всего лишь презренный чужак. Йорверт! Быть может, он даже получит садистическое удовольствие, наблюдая, как эти двое будут приканчивать чужака!

Но Йорверт удивил Роджера. Удивил и заставил почувствовать угрызение совести (зря он так дурно судил о нем) и радость: на земле, в конце концов, не все так уж враждебно человеку, иногда, глядишь, ему неслыханно повезет в какой-нибудь ослепительно-солнечный зимний день… Удивление и радость остались после этого надолго в его душе.

Парень, боровшийся с Роджером, внезапно выпустил гаечный ключ из рук. От неожиданности пальцы Роджера слегка разжались, а парень с быстротою молнии снова вцепился в ключ и вырвал его у Роджера. Старая, как мир, и простая, как гвоздь, уловка, знакомая каждому со школьных лет! Но она сработала. И в тот же миг парень огрел Роджера ключом по ребрам. Роджер согнулся пополам, ему показалось, что у него переломаны все кости, а те двое уже навалились на него, молотя кулаками, пиная. Роджер

не удержался на ногах. В ушах у него стоял какой-то адский гул. И вдруг избиение прекратилось — так же внезапно, как началось. Роджер открыл глаза. Он все еще был жив. И то, что он увидел, лежа на земле и поглядев по сторонам, заставило его забыть про боль в боку, и сесть.

Йорверт, зажав голову шофера под мышкой, ритмично бил его кулаком по лицу. При каждом ударе тяжелого кулака человек издавал пронзительные, сдавленные вопли. После пятого, шестого удара другой парень поднял гаечный ключ и обошел Йорверта сзади, норовя ударить по затылку, но Йорверт безостановочно крутил массивной головой то вправо, то влево, и откуда бы ни пришла опасность, он, как видно, был начеку. Когда гаечный ключ взлетел в воздух, Йорверт попятился назад и с силой ударил стоявшего сзади ногой в голень. Затем, не выпуская шофера, он схватил второго за ворот куртки, отступил немного, чтобы покрепче утвердиться на ногах, и сшиб обе головы лбами.

Роджер подумал, что от такого удара не могут не треснуть кости. В мертвой тишине звук удара прозвучал неправдоподобно громко. Йорверт сгреб парня, который пытался ударить его гаечным ключом, и начал бить по лицу и туловищу своими огромными каменными кулаками. Через несколько секунд Роджер отвел глаза. Плевать он хотел, если Йорверт убьет подонка, но смотреть, как это произойдет, у него не было охоты. Можно любить ветчину, но кто станет смотреть, как колют свинью? Когда Роджер отвернулся, Йорверт уже прижал парня к ограде и методически бил его по зубам. При каждом ударе голова парня стукалась затылком о камень.

Роджер закрыл глаза. Яркое солнце пробивалось сквозь сомкнутые веки, и в глазах плавал багровый туман. Сильно болели ребра; при каждом вздохе боль становилась нестерпимой, распространялась по всему телу. Все еще сидя на дороге и не открывая глаз, Роджер пощупал бок. Похоже, ребра были целы. Может быть, просто трещина. Он почувствовал позыв к рвоте и наклонился вперед.

А теперь Йорверт был уже возле него и помогал ему подняться на ноги, Роджер услышал его низкий, густой голос, услышал валлийскую речь:

„Вам плохо? Позвать доктора?“

Роджер открыл глаза.

„Нет, могло быть хуже, — сказал он. — Вы подоспели как раз вовремя“.

„Попробуйте встать“, — сказал Йорверт.

Роджер поднялся на ноги. Дышать стало как будто легче. Возможно, даже ребра не треснули — синяки будут и все. Толстая кожаная куртка, в которую он облачился накануне, идя на работу, и которая и сейчас была на нем, порядком смягчила удары.

„Кажется, у меня все в порядке“, — сказал Роджер.

За спиной у Йорверта один из тех двоих — тот, кому особенно крепко досталось, — медленно поднимался на ноги. На дороге видны были пятна крови. А шофер уже ковылял прочь, не дожидаясь своего приятеля. Он сошел с дороги и шагал напрямик по холму в сторону Карвеная и моря. Другой, пошатываясь, прижимая руки к лицу, побрел следом за ним.

„Может надо задержать их? — слабым голосом произнес Роджер. — Полиция…“

„Бросьте, на что вам полиция, — сказал Йорверт. — Я их хорошо проучил. Пускай-ка появятся перед Диком Шарпом в этаком виде“.

„Да, — согласился Роджер. — Пожалуй, этак лучше“.

Йорверт пристально поглядел на Роджера.

„Вам бы надо отдохнуть, — сказал он. — Вы что-то побледнели“.

„Очень может быть“, — сказал Роджер. Он провел рукой по лбу: лоб был холодный и клейкий от пота.

„Сегодня утром автобус не будет курсировать, — сказал Йорверт. — Я слышал про Гэрета. А вам бы лучше отдохнуть. Вы пока все равно ничем помочь не можете“.