Зинаида Серебрякова. Мир ее искусства
Шрифт:
З. Е. Серебрякова. Портрет Дэвида Хантера. 1955. Собрание М. Суслова
За три года до смерти Серебрякова с сожалением писала сыну Евгению: «Жили всегда здесь без денег, а все здесь ведь так недоступно… Ни натурщиц, ни поездки в живописные провинции и т. д.» [133] . Интересно, как развивалось бы творчество художницы, будь у нее достаточно средств. Но говорить о ее малой продуктивности даже в 80-летнем возрасте не приходится.
133
Из письма от 6 сентября 1964 г.; цитируется по: Зинаида Серебрякова. Письма. Современники
Портреты в 1960-е годы она писала преимущественно маслом на бумаге, нередко используя эффект незаконченности. Это портреты художника Юрия Анненкова, жившего по соседству (1960), балетмейстера Сергея Лифаря (1961), Лидии Мансур (дочери Елисея Бенуа, 1960), Зинаиды Мартыновской (1961).
Александр Бенуа называл стиль племянницы «здоровым реализмом». В некоторых произведениях даже ощущается возврат к технике более ранних десятилетий. В 1962 году, вспоминая свою балетную серию 1920-х годов, Серебрякова по памяти пишет уборные Мариинского театра и, по просьбе Лифаря, портреты знаменитой французской балерины Иветты Шовире и начинающей балерины Мирей Бельмондо, обе позировали всего два раза по десять минут.
В последние десять лет ее жизни к художнице приезжали многие советские искусствоведы и художники: в 1956–1958 годах к ней заходил искусствовед Владимир Кеменов, тогда представитель СССР при ЮНЕСКО, в 1966 году у нее был Илья Зильберштейн, в 1964 и 1966 годах — директор Русского музея Василий Пушкарев (его портрет она сделала по памяти в 1967 г.); в 1961 году к ней в Париж приезжали художники Сергей Герасимов, Дементий Шмаринов и Алексей Соколов.
З. Е. Серебрякова. Портрет З. Н. Мартыновской. 1961. Одесский художественный музей
Дети предлагали Серебряковой уехать в СССР. Советская пропаганда также работала активно, и были случаи «мирного» возвращения: график Иван Мозалевский и живописец Николай Гущин вернулись в СССР в 1947 году, Варвара Бубнова приехала в 1958 году из Японии, Виктор Арнаутов — в 1963 году из США. Как писал исследователь русской художественной эмиграции Андрей Толстой, «советская пропаганда и дипломатия (и в сталинские времена, и позднее) заигрывали со старой русской эмиграцией. Поэтому в адрес таких ее „звезд“, как Иван Бунин, Николай Рерих, Александр и Николай Бенуа, Мстислав Добужинский, Николай Фешин, Зинаида Серебрякова, Владимир Фалилеев и некоторых других, уже не раздавались хула и обличение; вокруг них даже создавался ореол „национального достояния“, „национальной гордости“» [134] . Кроме того, еще в 1945 году указами Президиума Верховного Совета СССР эмигрантам предоставлялось право получения советского гражданства. Около 11 тысяч человек во Франции подали заявления и около двух тысяч вернулись.
134
Толстой А. В. Три волны художественной эмиграции из России // Художественная культура XX. Развитие пластических искусств. М., 2002. С. 264.
В парижской мастерской. Первый приезд Татьяны Серебряковой в Париж. Справа налево: Александр, Татьяна, Зинаида Евгеньевна, Екатерина. 1960
Но Серебрякова отказывалась. Уж очень она не любила советскую власть. Наверное, она знала, что сделали с вернувшимися в 1939 году в СССР Мариной Цветаевой и Сергеем Эфроном, знала о судьбе семьи Бенуа — Лансере, большая часть которой осталась в России и вместе со страной пережила все невзгоды сталинской эпохи. Многие как представители враждебного пролетариату класса в 1930–1950-е годы были сосланы или расстреляны. В 1938 году за переписку с отцом, академиком Альбертом Николаевичем Бенуа, уехавшим в Париж, в Северо-Казахстанской области был расстрелян военный инженер Николай Бенуа. За полтора месяца до него расстреляли его жену. В 1942 году в пересыльной саратовской тюрьме умер брат Зинаиды Евгеньевны Николай Лансере. В 1951 году в лагере в Игарке покончил с собой племянник Серебряковой, театральный художник Дмитрий Владимирович Зеленков, много времени в детстве проведший в Нескучном.
Кроме того, некоторые вернувшиеся в 1950–1960-е годы родственники были насильно направлены в отдаленные регионы, где им приходилось буквально выживать. В 1952 году вместе с семьей на поселение в Южный Казахстан, в село Бакара, был выслан художник Юрий Константинович Арцыбушев (1877–1952; брат жены Евгения Евгеньевича Лансере), вернувшийся в СССР в 1946 году и живший в Тбилиси. Довольно скоро после переезда из-за невыносимых условий жизни вся семья погибла. В 1963 году архитектора Георгия Александровича
Дом № 31 на улице Кампань-Премьер в Париже, в котором с 1942 по 1967 г. жила и работала З. E. Серебрякова. Фотография П. С. Павлинова
Поэтому Серебрякова предпочла остаться, хотя очень скучала по былой России. Жила она с Нансеновским паспортом до 1947 года, когда получила французское гражданство, окончательно разуверившись в возможности смены режима в России. Единственное, что действительно обрадовало художницу в конце жизни, успех ее персональных выставок 1965 и 1966 годов в Москве, Киеве, Ленинграде и Новосибирске. Ведь еще в 1962 году она писала о них с сомнением: «Думаю, что и проектируемая выставка моих вещей принесет много хлопот и забот, а найдет ли „отклик“ у кого-нибудь?.. Ведь новое поколение художников найдет, что это — слишком „банально“, старое поколение найдет, что это „бессодержательно“ и нет „идеи“… Вот если бы все было бы иначе в моей жизни, и я могла бы рисовать то, что я люблю, то есть красоту „крестьянской“ жизни, „венециановские сюжеты“, было бы все иначе…» [135] .
135
Из письма дочери Татьяне от 3 марта 1962 г.; цитируется по: Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. М., 1987. С. 175.
З. Е. Серебрякова. Париж, 1964. Фотография В. А. Пушкарева
До последних дней Серебрякова утверждала своим творчеством веру в красоту, о которой еще в 1906 году говорил ее дядя, Александр Бенуа: «Красота есть последняя путеводная звезда в тех сумерках, в которых пребывает душа современного человечества. Расшатаны религии, философские системы разбиваются друг об друга, и в этом чудовищном смятении у нас остается один абсолют, одно безусловно божественное откровение — это красота. Она должна вывести человечество к свету» [136]
136
Бенуа А. Н. Художественные ереси // Золотое руно. 1906. № 2. С. 86.
Произведения художницы ныне представлены в более чем 50 музеях мира, в сотнях частных собраний и входят в сокровищницу мирового искусства.
Глава 8
Второе признание на родине
З. Е. Серебрякова. Автопортрет. 1946. Государственный Русский музей
Почти полное игнорирование творчества Зинаиды Серебряковой в СССР в 1930-е годы завершилось после окончания Второй мировой войны. Еще при Сталине некоторые ее работы были показаны на выставках в Москве в Центральном доме работников искусств («Портреты русских художников XVIII–XX вв.», 1946; «Русская живопись второй половины XIX и начала XX в.», 1951–1952).
Специалисты никогда не переставали ценить творчество художницы, на что указывает, например, письмо Игоря Грабаря искусствоведу Иосифу Бродскому 29 мая 1946 года: «Ваша „Серебрякова“ [имеется в виду портрет С. М. Урвич 1916 года. — П. П.] — музейная вещь высшего класса! Бесспорно значительная и неожиданная находка. Ведь все большие работы Серебряковой давно известны, а эта нет» [137] .
Много для сохранения и распространения творчества матери сделали ее дети, в том числе оставшиеся в СССР Евгений и Татьяна. Вернувшийся после войны в Ленинград Евгений Серебряков начал передавать картины Зинаиды Серебряковой в закупочную комиссию Управления по делам искусств Ленгорисполкома, откуда они попадали преимущественно в Русский музей. Картины передавались прежде всего для сохранения наследия Серебряковой и популяризации ее творчества, часто на безвозмездной основе, а иногда по закупочной цене, которая в то время была сильно занижена. Переданные государству картины затем распределялись по музеям СССР.
137
Игорь Грабарь. Письма. 1941–1960. М., 1983. С. 78.