Златовласка
Шрифт:
– Когда пришел начальник порта позвать его к телефону… он не сказал, кто звонит?
– Он просто сказал: «Тебя к телефону, Майкл». Он очень хорошо относится к Майклу и никогда в это не поверит. Просто не поверит, и все.
– Вы были встревожены, когда Майкл не вернулся?
– Нет, не была. Понимаете, я не думала, что с ним что-нибудь случилось. Я решила, возможно, что он встретил девушку, понимаете, и остался у нее на ночь. Так я и подумала. Потому что, видите ли, у нас с ним такое соглашение, что если я встречу парня, с которым захочу поближе познакомиться, я вправе это сделать, и то же самое у него – я имею в виду, с девушкой. Я могу покинуть этот катер, когда захочу. Просто упаковать
– Кто обычно платит за содержание и техническое обслуживание катера?
– Я не понимаю, о чем вы.
– Если что-то неладно с катером, кто платит за ремонт – Майкл или его отец?
– Ну, наверное, как правило, Майкл. Вообще-то я не знаю. Никогда не задавалась таким вопросом. Но Майкл всем занимается: заливает топливо, платит за стоянку, это обходится в два пятьдесят за фут длины плюс шестьдесят пять за электричество. За месяц набегает сто восемьдесят пять долларов или что-то вроде этого. Мелкий ремонт Майкл выполняет сам, но с утечкой масла ему одному не справиться, так что, я думаю, он попросил бы отца оплатить этот ремонт, если вы это хотите знать.
– Но он не говорил, что отправится туда взять денег в долг?
– Может быть, и говорил. Он очень гордый. Его отец считает Майкла жалкой пародией на хиппи. Это потому, что Майкл еще не нашел себя, понимаете. Но он очень гордый, и я могу представить, что он брал бы деньги в долг, а не в качестве подарка. Я знаю, Майкла очень беспокоило, что он живет на катере бесплатно и что это не позволяет ему свободно пользоваться судном, понимаете? Он все толковал, что хочет купить собственный катер. Но между тем, видите ли, его отец никогда не пользовался катером. У Морин морская болезнь началась бы уже в бухте, а что уж говорить об открытом море. Поэтому он предложил катер Майклу в качестве жилья, и Майкл согласился. – Лиза пожала плечами. – Но я точно знаю, что это его беспокоило. Потому что они ссорились. Майкл вовсе не бездельник, просто у него сейчас трудности с поисками своего места в жизни; действительно, он подумывал о возобновлении учебы, я думаю, он серьезно собирался вернуться в университет. Вот это вам следует знать, потому что… Я хочу сказать, как он мог ее убить? Зачем ему ее убивать?
– Извините, я вас не понимаю.
– Ну, именно Морин поддерживала его в стремлении вернуться к учебе. Я хочу сказать, лично мне все равно, будет он учиться или нет, лишь бы он был счастлив. Но Морин была единственной, кто все время толковал о его будущем и беспокоился о том, не хочет ли он всю жизнь оставаться помощником официанта. Они прекрасно ладили, он ее очень уважал, на самом деле. Но в то же время, понимаете, он чувствовал себя виноватым в том, что поддерживает отношения с Морин, с которой было легче, чем с родной матерью. Майклу трудно было откровенничать с родителями после всего…
– Что вы хотите сказать? После чего?
– Ну, вы же знаете, вся эта склока вокруг развода… Это было нелегко, можете мне поверить. Майклу было всего десять, когда его отец ушел из дому, двенадцать, когда тот в конце концов женился на Морин. Для подростка это всегда трудное время, не говоря уж о разводе. А его мать и не пыталась смягчить положение. Наоборот, она все время твердила детям, что их отец переспал с половиной женщин в городе, что Морин просто очередная шлюха, и все в таком роде. Что я хочу сказать – так это у Майкла были плохие отношения с отцом, и я не уверена, что его отец это забыл.
– Что значит «плохие отношения»?
– Ну, я вам уже говорила.
– Вы только сказали, что он очень переживал из-за развода.
– В общем, да-а, но… как в тот раз в Вирджинии. Вы, вероятно, об этом знаете…
– Нет. Расскажите.
– В общем,
– Да. Мне это известно.
– И его застали за курением марихуаны. Генерал поймал. В то время ему было около шестнадцати, и генерал не отпустил его домой на весенние каникулы. Весенний отпуск – так это называется. Тогда отец Майкла поехал в Вирджинию, чтобы навестить сына, а Майкл послал его ко всем чертям.
– Так прямо и сказал?
– Нет, он просто сказал отцу, что прекрасно обходится без него.
– Ну, а что еще?
– А про путешествие в Индию вам известно?
– Нет.
– Так вот, Майкл начал учиться в Калифорнийском университете – это было уже после Вирджинии, – а потом он его бросил и отправился сначала в Амстердам, потом в Индию, а потом в Афганистан, по-моему, или Пакистан. В общем, в одну из этих стран. Он следовал по маршруту торговцев наркотиками. Он тогда здорово увлекся этим в Амстердаме…
– Надеюсь, сейчас он не занимается этим.
– Нет, нет, – ответила Лиза. – Вообще, он никогда не увлекался сильными средствами. Никогда не кололся. И никогда не станет. Возможно, в Европе он и нюхал кокаин, мне об этом ничего не известно, но он путешествовал по Дании в компании с каким-то наркоманом. Я имею в виду ЛСД, в Голландии он начал принимать ЛСД. Ну и, конечно, марихуану. Но марихуану курят все, – заметила она и пожала плечами. – Все дело в том, что все это время он ни разу по-настоящему не написал своему отцу. Отец чуть не сошел с ума, и сейчас Майкл это признает. Пока Майкл лазил по Гималаям, нюхал цветочки, а горные монахи красили его волосы и бороду в красный цвет, его отец бомбардировал письмами и запросами американское посольство в Индии. Обычно Майкл если и писал отцу, то о пауках в хижине, где он жил. Огромных пауках. Специально писал отцу о пауках, чтобы заставить того еще больше волноваться. И никогда не указывал в письме обратный адрес. «Я в горах. В компании с монахами и пауками». Больше ничего. – Лиза покачала головой. – Понимаете, я хочу сказать, что у него с отцом были очень непростые отношения. С годами они вроде бы наладились, но все еще оставались натянутыми.
– А с матерью?
– А что с матерью? Вы с ней хоть раз встречались?
– Да.
– Тогда нечего и рассказывать. Одна головная боль. Всегда использовала Майкла как мальчика на побегушках – передай своему отцу то, передай это. Звонила по три-четыре раза на неделе, донимала письмами. Он сыт ею по горло.
– Поэтому он и общался с Морин.
– Ну, со мной он тоже общался, – заметила Лиза, – но иначе. Я хочу сказать, мы любовники.
Я внимательно посмотрел на нее.
Ей было семнадцать лет. Еще один продукт развода – мать в Коннектикуте, отец в Нью-Йорке… Или наоборот? Она сказала, что родителям известно, где она находится, и швырнула сигарету за борт, как ее саму вышвырнули из дому – или так она, по крайней мере, думала или чувствовала: «Конечно, они знают, где я нахожусь»… Сигарета шипит в воде вместе с окончанием фразы, тишина откликается молчаливым заключением: «И им на это наплевать!»
Я хотел спросить у нее… Я хотел сказать… Я хотел поговорить о том, как разводились ее родители. Я хотел узнать, как она реагировала. «Когда это случилось, сколько вам было лет, Лиза, кто из родителей потребовал развода, не была ли тут замешана другая женщина? Вы когда-нибудь видитесь со своими родителями, Лиза, со своим отцом? Что он за человек, испытываете ли вы к нему любовь и уважение, любите ли вы его? Простили ли вы его за уход из семьи? Простите ли когда-нибудь?..»
Я заглянул ей в глаза и увидел в них свое будущее, которое с трудом мог представить, не говоря уже о том, чтобы понять. Мое будущее. И моей дочери.