Злая любовь
Шрифт:
– Все же, Золотова, я оценила твою храбрость, но давай позволим мужчинам проявить себя должным образом, - и незаметно ей подмигнула, отчего я вдруг поняла, что старушка, кажется, все предвидела и просто сыграла на чувствах своих подчиненных. И к слову, сыграла умело.
Загон был открыт. Двое парней, Максим и Иннокентий, которых я знала по академии, решительно шагнули в темноту, где находились малыши.
– Используйте силу, - посоветовала им Лира. – Сначала подавите страх в животных, затем действуйте, но только когда увидите, что ваша магия подействовала.
Парни
Всегда любила это зрелище. Магия у целителей была как цвет природы: зеленая, яркая.
Драконы оживились, заволновались. Самый храбрый, который пытался напугать нас своим дымом, и сейчас проявил отвагу, закрыв остальных малышей собой. Видимо, он был то ли самый старший из них, то ли самый отчаянный.
Магия росла, заполняя собой пространство загона и скоро ее отголоски коснулись даже моего сознания. Прежде чем прогнать влияние чужой силы, я успела ощутить толику умиротворения, что свидетельствовало о том, что целители действуют правильно.
– Вот так, - одобрительно кивнула Лира. Она тоже вошла в загон и теперь стояла, следя за тем, как работают ее новые подопечные.
– Двигайтесь медленно, - говорила она. – Меньше резких жестов. Больше магии. Успокойте их. Пусть доверятся вам.
У Максима получилось успокоить одного из детенышей, и парень выманил малыша из темноты. Воздействием магии заставил лечь и принялся за осмотр. А вот у Кеши дракон ни в какую не желал подчиняться. И пока остальные малыши отступили дальше в темноту, Иннокентий вливал в своего дракона столько силы, что сам уже едва стоял на ногах.
– Ты что-то делаешь не так, - проговорила госпожа Лира. – Выходи, пока не упал без сил, - велела она.
Кеша нахмурился, но послушал женщину. И в загоне остались только целительница и Макс, дракон которого уже лежал на боку, позволяя парню лечить себя.
– Хорошо, - приблизившись к Максиму одобрила Лира. Мы все смотрели, как работает парень. Он простер руки над раненым боком зверя и принялся исцелять его рану, проливая свою силу, подобно лучшему из бальзамов, какие только существуют в магическом мире.
Исцеляя других, мы на время слабеем. И чем сильнее рана, тем больше она вытягивает силы из целителя.
Я подошла ближе к загону, глядя на Максима. Парень довольно улыбался. Под его руками рана на тельце малыша ящера почти исчезла, затянувшись новой чешуей. И в тот миг, когда целитель почти закончил свою работу, из темноты вдруг что-то выпрыгнуло и бросилось на госпожу Лиру.
Я издала крик, предупреждая женщину об опасности, но она словно почувствовала ее и за секунду до того, как маленький дракон набросился на нее, старшая целитель резко вскинула руки и бросила всего одно заклинание, проделав это с такой невероятной скоростью, что я не успела даже моргнуть. Мастера, охранявшие загон, ворвались внутрь, но в их помощи не было нужды. Агрессивный дракончик завис в воздухе, медленно перебирая лапками так, будто плыл в толще воды, замедлявшей его движения.
– Заканчивайте свою работу, Максим, -
– Этого заприте пока отдельно, - распорядилась Лира, обращаясь к мастерам. – Иначе он сорвет нам первое занятие, - добавила женщина с улыбкой, а затем обернулась к остальным практикантам и с улыбкой спросила: - Ну? Есть еще желающие проявить себя? – и ей ответом был целый лес из поднятых вверх рук.
************
За крепостными стенами было еще холоднее, чем во дворе перед башней. Там от ветра хотя бы защищали высокие стены. Здесь, снаружи, ветер дул так, будто обезумев хотел стащить всадников из их седел и повалить в тугие сугробы, выросшие вдоль дороги.
Когда по небу, бросая огромные тени, пролетели драконы, Марк, не удержавшись, поднял голову и проводил взглядом этих жутких тварей, пытаясь понять, есть ли среди ящеров тот, на котором летает Наташа. На миг ему даже показалось, что он узнал Дракана, дракона Тихой, но княжич тут же сказал себе, что вполне мог ошибиться, ведь с земли драконы всегда кажутся одинаковыми.
Он поднялся ни свет ни заря. Ощущение непривычное, поскольку даже в академии можно было спать до семи утра. Здесь же покидали теплые кровати еще когда за окнами стояла тьма.
Практиканты наравне с воинами крепости должны были стоять в дозоре и обходить земли, находившиеся в ведомстве форта, а это многие километры под пронизывающим ледяным ветром и в ужасающем холоде, когда все, о чем только можешь думать, это как сберечь ускользающее тепло.
Единственная мысль, которая грела сейчас Вознесенского, была мысль о Наталье. Качаясь в седле своего жеребца, Марк только и думал, что о ней. Вспоминал ее красивые глаза, мягкие, податливые губы и тело, которое ему так нравилось обнимать и прижимать к себе. И только где-то в самой глубине подсознания, как пощечина совести, таилась мысль о княжне Тумановой. Эта мысль одновременно раздражала молодого мужчину и не давала покоя.
Возможно, сегодня, в лютый мороз, щипавший кожу на щеках, именно воспоминания об Александре не позволяли Марку уснуть в седле и свалиться с позором в сугроб, хотя холод и убаюкивающее покачивание на скакуне почти сделали свое дело. С непривычки он не высыпался. Уже вторую ночь лежал без сна и слушал ветер. Казалось, последний никогда не переставал дуть в этом всеми богами забытом месте.
Если бы только Наташа осталась в столице, думал Марк, представляя себе другую практику и совсем другую жизнь.
Но холод и ветер, а также окрики тех, кто ехал впереди, снова возвращали Вознесенского из тепла его фантазий и перед глазами вставало лицо Тумновой: ее глаза, сверкающие от гнева и весь облик, пылающий от стыда.
Марк не мог бы поклясться, что не видел в ее взгляде обиду и сожаление. Но ему не было стыдно. Или почти не было… По крайней мере, княжич не мог упрекнуть себя в том, что позвал ее за собой.
Туманова сама себе все придумала, и он не виноват в том, что обстоятельства сложились подобным образом.