Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
– Смелость, рожденная в последний миг жизни, в надежде запугать меня. Сколько я слышал подобных речей.
– О нет, моя речь особая. Я говорю правду. Ты вспомнишь мои слова, когда будешь также близок к смерти как я сейчас.
– Ты этого не увидишь.
– Последнее о чем я жалею.
Елизар приоткрыл входную дверь.
– Что там? – спросил Давыд.
– Давыд, тут мечник меня увидел и побежал куда-то, думаю, что надо нам уходить потихоньку.
– Хорошо, приведи лошадей. Я закончу здесь, - сказал Давыд Елизару, а после обратился к Сизому, –
– Конечно, нет. Ну а теперь, покажи мне, на что ты способен, когда перед тобой сидит связанный старик.
– Смотри, Степан Скобель. Смотри внимательно, - сказал Давыд и достал огниво.
***
Яков мчался быстро, как мог. Поля вокруг залила призрачная лунная пыль. Вот уже из-за поля показалась деревня. Яков остановился. Один из домов на дальнем краю полыхал, словно чучело по весне.
«В деревню теперь лучше не соваться», - подумал он.
Яков остался на дороге, ведь другого пути в Зеленый Яр все равно не было. Рано или поздно Давыд должен был появиться. Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показались два всадника.
– Я даже не сомневался, что ты отправишься за нами, - сказал Давыд, когда приблизился к Якову.
– Яков, это ты? – спросил, щурясь, Елизар.
– Да, Елизар, - подтвердил он, а после обратился к Давыду. – А как я мог не поехать за вами? Ты мой брат по мечу. Я должен был остановить тебя. Предупредить твою ошибку. Ты ведь не будешь отрицать, что тот дом горит по твоей вине.
– Для начала, я не вижу никакой ошибки. Ошибка была принимать за него выкуп. Убийцу должны казнить - я его и казнил. С большим опозданием, но все же казнил.
– Я соглашусь с тобой. Убийцу должны казнить. Но таково было решение князя! Раз он принял за него выкуп, значит, он перешел во владение наместника. С этим, ты, как опричник, должен был смириться. Но ты пошел против княжьего слова.
– Как у тебя все устроено просто. Князь сказал - Яков сделал!
– Так должно быть и у тебя.
– Но у меня не так. Ты же понимаешь, что он был не просто какой-то разбойник?
– Понимаю.
На дороге под луной воцарилось молчание. Подул легкий и прохладный ветер и волнами пробежался по колосьям, прервав песню сверчков. Откуда-то издалека, из-за деревьев, новый поток ветра принес детский крик. Крик настолько далекий и слабый, что каждый решил, что ему послышалось.
– Все равно это неправильно, - сказал Давыд.
– Как и то, что сделал он.
– А что с мальчиком? Он тоже сгорел?
– А какое тебе дело?
– Ответь.
– Нет. Его там не было. Только Степан.
– Поединка не было? Ты просто сжег его?
– Да. Просто сжег.
– Это очень плохо. Будет собрание. Прости.
– Веришь или нет, мне все равно.
– Верю...
До бивака они ехали молча. Яков ехал позади, и все время оглядывался на столб дыма. Елизар по-детски, с интересом разглядывал ночниц, и охал каждый раз, как перепончатое крыло хлопало над ним и исчезало среди травы в поисках мелких грызунов и насекомых.
Показались деревья и комочек огня между ними. Один опричник лежал, прислонившись к дереву, надвинув на глаза шлем, и бубнил под нос песню. Остальные валялись на тех местах, где их поборол сон. Как только трое всадников заехали в круг света, что-то лохматое забралось по дереву, под которым спал краснощекий Румян, и скрылось в кроне. Что-то зашумело неподалеку в кустах и с рыком побежало прочь. Яков подумал, что перебить опричников сейчас, было бы не сложнее чем утопить дюжину котят. Доберись они чуть позже, застали бы не мертвецки пьяных, а действительно мертвых опричников.
– Дурни, вставайте! Вы что же? Вы же все погибнуть могли. Почему дозора нет? - принялся он их расталкивать.
– Как нет, дозора? – спросонья спросил Клюв. – Вон же Фома дозорит, - указал он пальцем, на опричника, у которого шлем уже почти перекрыл нос, но тот все также упорно продолжал петь, используя древнюю как мир технику, что зовется «мычанием».
– Точно говорю, откажусь. Ну вас. Себе дороже. Соберу другой отряд и черт с вами!
– Эй, Яков. Давай повременим с собранием до утра. Ты не думай, что я боюсь, но ты посмотри на них. Пьяны все, кроме нас троих. А что за собрание из трех человек. Мы же не можем считать голоса пьяных вусмерть?
– Не можем, да. И раз уж мы единственные, кто может стоять на ногах, то до утра в дозоре будем стоять мы.
– Тогда давай, я буду первым, потом Елизар.
Они обернулись в поисках Елизара. Великан улегся в траву и захрапел в унисон с остальными. Оба знали, что разбудить его не выйдет.
– Что же. Видимо после меня, ты будешь стоять в дозоре. Что так смотришь? Не прирежу я тебя ночью, не бойся. Мужики сразу поймут, что это я был, - посмеялся Давыд. – Как луна в той стороне будет, так я тебя разбужу. Хорошо? Порешили?
– Порешили.
Яков прошел между спящими собратьями и улегся в середину. Он не сомневался, что Давыд разбудит их в случае опасности, но лежать у самого края не хотелось. Говорили, что в этих лесах полным полно волков, да и упырей под холмами не счесть.
Давыд походил немного вокруг и решил, что никто не додумается напасть на лагерь полный вооруженных людей. Убедив себя в этом, он тоже улегся спать, но с краю. Для себя он определил это как лежачий дозор.
От сна его пробудили голоса. Давыд обратился в слух.
«Тихие какие, то ли бабские, то ли детские», - подумал он.
Обладатели голосов говорили скоро, словно чем-то напуганные. Кто-то постоянно всхлипывал. Двое или трое что-то тараторили, перебивая друг друга.
« Все-таки дети», - заключил Давыд, когда голоса приблизились.
Группа подкралась к лагерю и, наконец, оказалась достаточно близко, чтобы Давыд разобрал слова.
– Давай тут останемся, смотри их тут толпа лежит целая.
– Так это же опричники.
– И что?