Злобный рыцарь
Шрифт:
– Ну что еще?!
– Там... в отпечатке...
– представитель прижал пухлую ладошку к подбородку, - я увидел... что-то странное. Что-то настолько странное...
– Что?
– Не знаю, - голос Евдокима Захаровича начал стремительно утончаться, - я... не знаю. Я даже не понял, что именно я вижу... Возможно, я вообще ничего не видел.
– Ты о бегуне?
– О бегуне?
– представитель взглянул на него как-то сонно.
–
Он шагнул в коридор, и никто не последовал за ним. Костя опустился на диван и закрыл лицо ладонями. Георгий снова отвернулся к окну. Через некоторое время он спросил:
– Ты как?
– Не знаю, - Костя опустил руки, с трудом заставив себя не проверять вновь наличие на плечах собственной головы.
– Наверное, я пока еще слишком зол, чтобы это осознать. Не понимаю, с чего он вдруг так разоткровенничался?
– Даже у представителей департаментов бывает чувство вины.
– Из-за того, что его департамент прохлопал мое дело?!
– Костя ударил себя кулаком по колену.
– Да уж, если б они были более усердны, возможно, я сейчас был бы жив! Ну с чего этот бегун ко мне прицепился?! Я пытаюсь вспомнить хоть...
– Не факт, что ты был с ним знаком. Иногда причина совсем не в человеке. Иногда бегунам вообще не нужны причины. Большей частью они действительно безумны.
– Ты так говоришь, будто считаешь, что бывают исключения.
– Я не считаю, - ровно ответил Георгий.
– Я знаю это. Но департаменты предпочитают с этим не разбираться. Бегуны, как и домовики, существа двух миров...
– Ухух!
– сказал Гордей и потянулся толстым языком к краешку тарелки.
– ...Но домовики - мирные духи, занятые делом. Они появились здесь и они ничего не теряли. А бегуны теряют все, кроме чувств и памяти - и уж это у них отнять уже невозможно. Никто не допустит на возрождение человека, который будет помнить все о предыдущей жизни, о ее окончании и о нашем мире. И уж точно никто не допустит, чтобы здесь шатался тот, кто обладает полным набором чувств и может отправить в абсолют кого угодно.
– Значит, дело вовсе не в безумии?
– Во всяком случае, это не единственная причина.
– Они их попросту боятся, верно?
– А вот этого уже я тебе не говорил, - Георгий погрозил ему пальцем.
– Это ведь, как бы, тоже секретная информация.
– Да уж!
– Костя фыркнул.
– Кстати, а с чего представитель перед тобой-то разоткровенничался?
– Чувство вины - я ж сказал, - Георгий прижался носом к стеклу.
– Что-то долго он времянщиков инструктирует...
– Перед тобой-то ему в чем виноватиться?
– Считает, что не уберег меня, - Георгий продолжал смотреть в окно.
– Он был моим хранителем последние десять лет. А я был его последним флинтом. Не то, чтобы это придавало нашим отношениям особую теплоту, но
– Это он тебе сказал?
– потрясенно спросил Костя.
– Как же! Я просто его узнал. Когда меня перевели в этот город после первого флинта, его приставили ко мне куратором - тогда он еще в ассистентах ходил. Разумеется, он сделал вид, что мы не знакомы, но я этот спектакль живо прекратил, - Георгий усмехнулся, не оборачиваясь.
– Что ты так уставился, сынок? Думаешь, ты единственный, кто видел своего хранителя перед смертью?
Костя, повернув голову, посмотрел на опущенные ресницы своего флинта, на родимое пятнышко на кончике носа и устало произнес:
– Я бы сейчас спать лег.
– Хорошее дело, - согласился Георгий.
– Ничего, думаю, все обойдется. Ну где эти бараны?!
– А что бы вы сказали, если б знали, что мы вас слышим?
– поинтересовался из-за окна ровный безэмоциональный голос.
– То же самое, - Георгий отступил в сторону.
– Давайте побыстрей закончим. Если вам на все плевать, то нам как раз нет.
– Разрешите войти, - произнес голос второго, скрытого ночью времянщика.
– А вы не собираетесь воспользоваться дверью?
– раздраженно спросил Костя.
– Вы хотите все закончить побыстрее?
– Входите.
Первый времянщик птичкой впорхнул в гостиную сквозь стекло и, легко приземлившись возле телевизора, посмотрел на обитателей комнаты так, словно ожидал табличек с оценками за артистичность. Второй времянщик простецки вспрыгнул на подоконник и ввалился в комнату, тут же без предисловия шагнув к Косте.
– Руку дай!
– В залог, что ли?
– Денисов немедленно спрятал обе руки за спину. Первый времянщик фыркнул, удостоившись неодобрительного взгляда коллеги. Это определенно был Левый.
– Нам нужно тебя оформить, - пояснил он, небрежно помахивая своим зловещим оружием.
– На тот случай, если ты уже не в состоянии будешь кричать "караул"!
– Вы будете чувствовать мои эмоции?
– Только степень угрозы, - холодно сказал второй времянщик, протягивая руку.
– Ты правша?
– Да.
– Левую, пожалуйста.
Костя покосился на наставника, сделавшего неопределенный жест, и не без опаски протянул левую руку. Времянщик перехватил ее за запястье, резко крутанул свое оружие и острым наконечником ткнул Косте в предплечье, сделав короткий надрез, мгновенно оплывший сизью. Это действие было таким стремительным, что Костя успел осознать его только, когда наконечник уже уткнулся ему в руку, и рванулся назад, выдергивая конечность, когда наконечник уже исчез. Другой времянщик тем временем уже каким-то образом оказался позади него, и Костя почувствовал его за долю секунды до того, как телохранитель крепко схватил его за плечи.