Злобный заморыш

Мамбурин Харитон Байконурович

Похоже, придурок по уши в долгах, причем как бы не у бандитов. Играть с ним в ковбоев мне не хотелось совершенно, поэтому я аккуратно сунул руку в карман штанов, начав медленно вытаскивать оттуда сложенную купюру. Продавец лихорадочно облизывал губы, дергался, нервно тряс собой и пистолетом, заставляя меня быть очень неторопливым. Да уж, сто марок его вряд ли спасут от неведомого Жерака, так что мне даже задумываться о мести не придётся.

— Что здесь происходит?! — грудной женский голос застал врасплох нас обоих. Продавец со всхлипом втянул воздух, его глаза помертвели. Оборачиваться я не стал, пристально следя за пальцем парня на спусковом крючке.

— Повторяю свой вопрос — что здесь происходит?! — голос из изумленного

стал требовательным, а еще значительно более близким, — Арктур, почему у тебя в руках оружие?!

— Потому что он меня грабит, мадам, — с достоинством произнес я, демонстративно шевеля зажатой между двумя пальцами купюрой.

В следующий момент меня снесло в сторону, приземлив в кучу тряпья, но позволив наслаждаться звуками ударов, криками, стонами и мольбами о пощаде. «Мадам», оказавшаяся женщиной весьма внушительных статей, избивала Арктура всем, что подворачивалось ей под руку, издавая громкие и грозные вопли. Тот в ответ пытался что-то верещать, но когда в его неубедительном писке промелькнуло имя «Жерак», то разразился самый настоящий ад. Из культурного воспитательного процесса экзекуция сразу перешла в «забивание ногами».

Выпутавшись, я решил, что здесь мне больше делать нечего, но из-за мелкой мстительности сразу уж уходить не стал, вместо этого выбравшись из магазина и присоединившись к другим зевакам, коих собиралось все больше и больше. Подошедшему к ним стражнику, похлопывающему себя деревянной дубинкой по руке, я честно накапал про грабителя-неудачника, но тот, заглянув внутрь лавки, решил остаться со мной. Дама продолжала карать неудачника и извергать вопли. По ним была услышана предыстория столь дивного продавца — оказывается, сей дерзкий и оруженосный вьюнош вступил в наследство лавкой лишь неделю как. Вот, видимо, и влип в авантюру, за что его сейчас и превращает в отбивную двоюродная тетка, сильно любившая папу этого недоноска.

Стоило лишь немного постоять, обмениваясь мнениями с местным городовым, как я разжился информацией по нужному мне заведению. Оно располагалось в небольшом райончике возле одного из терминалов порта, и носило весьма красноречивое название «Бродяга». Это была целая сеть магазинов по всей Лазантре, продающая дешевую и прочную одежду для непритязательной публики. Матросы, рабочие, бродяги, бедные наёмники, охранники караванов и, конечно же, киды — все они шли в «Бродягу».

Здесь нам, неспокойным душам, предлагалась одежда из чего-то, напоминающего серую саржу, а также обувь, способная пережить апокалипсис и превратить ноги в бесчувственные копыта. А еще — тысячи мелочей в соседних магазинчиках, перемежавшихся ломбардами и старьевщиками. Выстояв очередь и закупив себе «сухопутный комплект», я как дурак встал в проулке около магазина, пытаясь решить дилемму — тащить к Брунхильде уже закупленное, либо как-то исхитриться и продолжить шоппинг с довольно тяжелым ворохом одежды в руках? В пользу последнего говорило моё укрепившееся желание обрести курительные принадлежности — запах Хюгге был разнообразен и богат в своей невыносимости. Хоть и не хотелось мне портить юное новое тело курением, благо в прошлой жизни настрадался от этой привычки, видимо придётся — запах городов был удушлив и мерзок, как человек, зарабатывающий на «холодных звонках».

— Какая интересная шляпа. Где добыл? — вопрос прозвучал от загородившего выход из проулка полугоблина, в потёртой морской «бродяге». Тон зеленоватого плода любви человека и гоблинши был самого немирного характера, а в длинных пальцах хмурого вопросителя вовсю танцевал узкий длинный нож, похожий на кинжал без гарды.

Круто. Нет, действительно круто вляпаться дважды за один день, если учитывать, что Хюгге чрезвычайно мирный город, где оружия на поясе я не увидел ни разу за полдня беготни.

— Подарили, — коротко ответил я, прикидывая, смогу ли уронить тюк с новыми шмотками на обгаженную землю и выхватить

пистолет. Ох вряд ли… Зато смогу кинуть шмотки в лицо бандиту, а затем выхватить старрх. Наверное.

— Что-то я тебе не верю, мелкий, — цыкнул зубом то ли матрос, то ли грузчик, сплевывая на стену, — Попробуй-ка меня еще раз убедить.

— Иначе что?

— Иначе ты отсюда не выйдешь.

Иногда ко мне в голову приходят светлые идеи. Жаль только, что редко. Я всегда им рад. Даже когда-то начал понимать, почему многие музыканты сидят на наркоте, а брокеры на кокаине. Идеи приманивают, вдохновение ищут. А почему? А потому что нуждаются в нем регулярно, насилуют организм, помирают с передоза. Не то, что я. Всё родное, натуральное. Редко правда.

— Присмотрись к шапке, — чуть нагнул голову я, задавая следом вопрос, — Какой гоблин будет такую носить?

— Твоя правда, — вынужден был согласиться после недолгой паузы тип. Кожаная треуголка, сшитая для меня Хагрхиггсом, следов каких-либо украшений не носила, что для честного гоблина было совершенно неприемлемо. Нож исчез, как будто его и не бывало, а полугоблин с любопытством попросил, — Расскажешь, как обокрал кожевника? Я угощаю!

— Что в слове «подарили» тебе непонятно? — пробурчал я с облегчением, понимая, что кровопролитие откладывается.

— Гоблины не делают подарков.

— Скажи это матери Шахтшарх в лицо, — ухмыльнулся я, хватая тюк одной рукой, а второй вынимая из заспинных ножен здоровенную дуру старрха, чтобы продемонстрировать её полугоблину. Тот подавился воздухом.

— Однако! — кашлянул он, — Так! Я хочу услышать эту историю! Суй железо назад и идем пить пиво!

— У меня как бы были другие планы, — решил отказаться я, чем вызвал у полугоблина ухмылку.

— Идём! — категорично заявил он, — Времени у тебя полно! Сейчас покажу, почему.

Прошли мы с ним буквально несколько десятков метров, как перед нами предстало исходящее паром и сырыми запахами трехэтажное здание, над которым вовсю дымило с пару десятков труб.

— Деньги есть? — осведомился мой новый знакомый, представившийся Жассургом, — Не на пиво, там я угощаю. В общем, берешь свои новые шмотки, идёшь вооон к той дверке, там тебя тетка примет. Скажешь ей, что от меня, сделает подешевле. Даешь ей снарягу, платишь, через часиков пять заберешь. Понял?

Здание оказалось самым настоящим стиральным комбинатом, где огромные и примитивные баки стиральных машин очищали одежду многочисленных нуждающихся. По словам Жассурга, которым я без особого напряжения поверил, купленный мной сухопутный комплект «бродяги» был самым настоящим пыточным агрегатом — одень я его без довольно толстой пижамы-нижнего белья, он бы мне натёр всё, что можно и нельзя за пару часов. Одеть это чудо промышленного ткачества полным комплектом мог только ну очень теплолюбивый разумный, хорошо чувствующий себя в условиях бани. За двадцать марок новую необмятую одежду помещали в специальный барабан с большим количеством порошка, напоминающего соду, и «старили», делая ткань на порядок мягче.

— Да и за дебила тебя теперь не примут, — вынес вердикт довольный Жассург, увлекая меня в небольшой запущенный бар.

С гоблинами на Кендре была двоякая ситуация. В городах и селах чистокровных представителей этой расы активно не любили. Где бы не завелись зеленые коротышки, они тут же устраивали подобие гетто, где и проживали в свое удовольствие, нимало не смущенные пропадающими у соседей вещами. Бить их, по причинам редкой сплоченности, было довольно затруднительным и травмоопасным занятием. Авантюрные, нечистые на руку, хитрые, болтливые и совершенно не склонные к физическому труду на благо других, гоблины считались крайне ненадежными и вредными личностями. Но, они нашли вполне гармоничный способ сожительствовать с другими расами, практически ни с кем плотно не соприкасаясь. Ключ к столь странному симбиозу крылся в генах зеленого народа.