Злое наследие
Шрифт:
Едва только выяснилось, что сын короля ещё и лечить умеет (не наложением рук, увы, но тоже быстро и хорошо), у крестьян, их жён и престарелых родственников сразу обнаружилось столько болезней, что можно было лишь изумляться, как они до сих пор живы-то. Осознав масштаб проблемы, переговоры с болящими от имени Роннара взял на себя энергичный Габеш. Под прицелом его взгляда и под обстрелом отрывистых требовательных фраз страждущие сразу поздоровели наполовину, а то, что осталось, предстояло без спешки лечить аж до конца года. А может, и дольше.
Их компанию ещё иногда подкалывали разбойничьим прошлым, но всё реже. Крестьяне сошлись
Как ни странно, земледельцам Иоманы подобная перемена далась сравнительно легко.
А может, и не странно. Даже закономерно.
У Роннара хорошо получалось справляться с мужчинами посёлка – его друзья-солдаты и Габеш, бывший атаман, с восторгом ринулись помогать ему с этим. Отработав день на полях или огороде, вечером мужики покорно собирались на свободном пятачке незастроенного и не засаженного овощами пространства и упражнялись с хозяйственным инвентарём. Было очевидно, что натаскивать крестьян обращаться с мечом или копьём долго и бессмысленно, куда разумнее обучить их паре боевых приёмов с топором или там рогатиной. В общем, с тем, что они привыкли видеть в обыденной жизни и с чем уже давно освоились ладони.
А бестии всё шли и шли: когда заметным, даже крупным отрядом, когда разрозненными, но отчаянными группками. Смертоносному потоку, казалось, нет конца. Удивительно, как под ударами тварей до сих пор удавалось держать форт! Никому, даже другу– поборнику, Роннар не решался признаться, что сомневается в себе. Усугубляло его сомнения то, как свято все окружающие в него верили. В глазах, устремлённых на него, пышно расцвела святая уверенность, что уж королевский-то сын способен уделать одной левой всех бестий Тусклого мира скопом. И достаточно держаться поближе к нему, чтоб уцелеть. Они верили ему настолько, что это начинало казаться ему опасным.
Теперь, в сопровождении своего нового предводителя, крестьяне спокойно выбирались в леса за брёвнами, хворостом, ради загонной охоты и даже грибов, на поля, которые пришлось засевать в спешке, и старожилы сомневались, что урожай будет, ведь все сроки упущены, но попытаться, конечно, надо, и на холм, где когда-то высился гордый Далгафорт. В присутствии Роннара, казалось, они переставали бояться бестий, а если встречались с их отрядом, дрались увереннее и яростнее.
И их мало беспокоило, что их родичи и друзья продолжали гибнуть. Волшебство, которое бы упростило задачу борьбы с уроженцами чужого мира, пока себя не обозначало, но разочаровываться в предводителе иоманцы отказывались. Так может быть, в действительности, местные и не ожидали, что сын короля станет источником чего-то подобного? Похоже, ему стоило лучше думать об их здравомыслии.
Почти каждый день кто-то гиб в этих схватках или после них, от ран. Но число тех, кто готов был сражаться за свои земли и привычную жизнь под командованием Роннара, лишь росло. Поток беженцев даже из отдалённых областей Иоманы не иссякал. Разрозненные группки, семейства или даже целые караваны с телегами вещей, скотом и семенным зерном, хранимым как зеница
Поразительно, как быстро, оказывается, крестьяне умели строить – если для себя, без надсмотрщиков, понукателей и норм выработки. Бестии разок попытались разметать новые, ещё не замкнутые секции частокола, но в следующий раз примчались уже к достроенной стене, с которой их осыпали стрелами, обливали кипятком, помоями и ругательствами. Обороняться в стенах тоже было трудно и стоило крови, но у крестьян получалось.
Они выпрямлялись и смотрели на мир уже намного увереннее, чем раньше, даже с каким-то глубинным высокомерием. Ещё бы, ведь им удалось отстоять хоть кусочек, хоть частичку своего! Страшный враг не сумел выдавить их из родной Иоманы, да вдобавок оказался не таким уж и страшным, как они думали раньше. Он, оказывается, тоже умирал. На тела убитых и умирающих бестий мужики смотрели жадно и даже, кажется, с надеждой. Они уже начинали разговор о том, что надо двигаться в сторону гор, освобождать Хранку и окрестные хутора, потому что на здешних полях можно будет вырастить слишком мало хлеба и овощей, чтоб хватило всем обитателям мыса. А там уже и до Ишмефорта будет недалеко.
Хорошо бы очистить от бестий всю землю отсюда и до самого форта!
Роннар только слушал. Чем дальше, тем меньше он предпочитал говорить – слишком много смысла слушающие пытались вложить в любую сказанную им фразу. Только давние друзья относились к сыну короля по-прежнему, да Габеш с Изъежем старались смотреть на него и как на человека тоже, не только на ожившую святыню. Поэтому он старался держать их поближе, хотя эти двое постоянно ссорились. Габеша толкала вперёд лихость и жадность к той малой власти, которую он мог надеяться переварить, а староста посёлка на мысу совсем не хотел своим влиянием делиться. Он, человек в летах, опытный и разумный, управлял подконтрольным ему хозяйством с размеренной вдумчивостью, и конкуренции с каким-то пришлым шустрилой терпеть не собирался. А бывшего атамана иногда заносило: я, мол, такой, я, мол, сякой, и в войне, и в бестиях кое-что смыслю.
– Он может быть полезен, – объяснял Роннар раздражённому Изъежу. – Ему удаётся сбить в отряд даже самых разных ребят, самых неуправляемых, своенравных. Добиться, чтоб вчерашние хлеборобы перестали между собой выяснять, кто старше и важнее, кто из какой деревни, с какого берега реки и у кого боевая мотыга лучше – дело трудное. У Габеша есть сержантский дар. Даже Килан управляется хуже, хотя у него был опыт этого дела.
– Смотри, натерпишься ещё с ним. Слишком он много о себе воображает.
– Как вообразит, так и успокоится. Привыкнет. В нём ещё прежний образ жизни играет, когда никаких правил, и важно только его решение. Сообразит, что тут всё иначе.
– Ну, тебе виднее, ты ведь у нас главный… Что думаешь делать дальше? Куда взор направим? На Хранку или на валки? Там охота хороша. С мясом будем.
– Я бы скорее предпочёл пробиваться к границам с Мятлой. Поближе к своим, и, возможно, подкрепление оттуда перекинут.
Изъеж усмехнулся, покачал головой.
– Вот уж чего б я не советовал.