Зловещая тайна

Картленд Барбара

Кэролайн улыбнулась:

— Может быть, отдохнем немного?

— А почему бы нет? — Он сошел с лошади и привязал ее к дереву. Затем он помог спуститься Кэролайн.

Ее юбка стелилась по мягкому ковру зеленых иголок, воздух был наполнен ароматом сосен, тишину нарушало лишь жужжание пчел и пение птиц.

Привязав лошадь Кэролайн, лорд Брекон опустился на землю рядом с ней и, опершись на локоть, сбросил шляпу.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О тебе. — Кэролайн говорила правду.

— А я о тебе, — сказал он. — Как фея этого леса, ты окутала

меня своими чарами, от которых мне никогда не освободиться.

— Я рада этому, — сказала Кэролайн, — поскольку говорят, что чары эти не рассеются сто лет.

— Сто лет с тобой мне все равно, что сто минут.

Мне все равно будет мало.

— — Ты правда так считаешь? — прошептала Кэролайн.

Он встал и взял ее за руку. Осторожно сняв перчатку, повернул ее руку ладонью вверх, вглядываясь в пересечение линий.

— Погадать тебе? — спросил он.

— Пожалуйста. Но что ты потребуешь взамен?

Вместо ответа лорд Брекон нежно и страстно прильнул губами к ее ладони.

— Только это, — сказал он. — Разве что ваша светлость по доброте не предложит мне большего.

Кэролайн почувствовала, как от его прикосновений кровь закипает в жилах.

Помолчав немного, она спросила:

— Скольких женщин ты любил до меня, Вэйн?

Он взглянул ей в глаза и рассмеялся:

— Это чисто женский вопрос, Кэролайн.

— А ты бы хотел иного? Не женского?

— Напротив, я обожаю тебя такой, какая ты есть.

Просто у тебя редко бывают минуты слабости. Сказать тебе правду или сочинить сказку?

— Лучше правду, Вэйн.

Кэролайн слегка откинулась назад, прислонившись к дереву. Поля шляпы мешали ей. Она сняла ее и слегка взбила локоны. Затем, удовлетворенно вздохнув, устроилась поудобнее и нетерпеливо напомнила:

— Отвечай же на вопрос, Вэйн. Мне не терпится знать ответ.

Он подвинулся к ней поближе.

— Хорошо, — сказал он. — Я скажу тебе правду. В свое время я встречал много женщин, самых разных и по характеру, и по национальности, но до встречи с тобой я не знал, что такое любовь. Едва я знакомился с женщинами ближе, они начинали раздражать меня своей глупостью, тщеславием, а главным образом своей пустотой. По недомыслию я считал, что все женщины одинаковы, что близость неизбежно вызывает пресыщение.

Утолив голод, забываешь, что представляет собой это чувство.

Вэйн слегка усмехнулся:

— До чего же высокопарно это у меня прозвучало.

Ну а потом, Кэролайн, я влюбился. Нет, эти слова слишком невыразительны, чтобы передать то, что случилось с нами! Насколько наше чувство глубже и значительнее этих слов!

— А те, другие женщины… — начала было Кэролайн, но лорд Брекон склонился над нею так, что губы их почти сблизились.

— Стоит ли вспоминать о них, дорогая? Это только призраки, бедные, жалкие, ничтожные призраки, которых я даже узнать не смог бы теперь, когда рядом со мной ты и я ощущаю на своем лице твое дыхание, когда я знаю, что стоит мне только протянуть руку — и я почувствую биение твоего сердца…

Кэролайн едва успела перевести дыхание, как он продолжил:

— Посмотри

на меня, Кэролайн.

Она подняла на него взгляд и поняла, как никогда раньше, что он бесконечно любит ее. Если он, Вэйн, находится под властью таинственных чар, то и она, Кэролайн, тоже. Ей тоже нет избавления от них, сколько бы лет ни прошло: сто или тысяча. Долго, бесконечно долго они смотрели друг другу в глаза, а потом с нежностью, о которой она раньше и не подозревала, Вэйн привлек ее в свои объятия.

Они просидели так долго, в упоении более томительном и прекрасном, чем что-либо испытанное ими раньше. Кэролайн спрятала свое лицо у него на груди, и Вэйн понял, что она готова разрыдаться.

Прошел час, затем другой. Иногда они разговаривали, иногда молчали, но главное заключалось в том, что они счастливы — счастливы, как никогда в жизни. Кэролайн трепетала в его объятиях, но не от страха, который он вызывал в ней раньше. Его нежность лучше всяких слов убедила ее, что он предан ей до самоотречения.

Она поняла теперь, что его страсть, его непреодолимое влечение к ней были подчинены более высоким чувствам: его заботе о ее благе.

— О Вэйн, — вырвалось у нее от самого сердца, — если бы так могло продолжаться вечно! Иначе я хотела бы умереть сейчас, и смерть была бы радостью…

Он теснее прижал ее к себе, но голос его прозвучал спокойно:

— Мы же договорились: не будем о будущем. Ты, наверно, проголодалась, любовь моя? Здесь есть неподалеку постоялый двор, и мы найдем там что-нибудь поесть. Я чувствую, что тебе не хочется возвращаться в замок, чтобы не портить наш прекрасный день.

— Нет, умоляю, не надо возвращаться! — воскликнула Кэролайн.

Постоялый двор был небольшой, и, кроме них, посетителей там не было. Польщенный и обрадованный хозяин выложил все лучшее, что у него было, и завтрак им подали хоть и незатейливый, но очень приятный.

Потом они снова долго катались верхом, и лорд Брекон, хорошо знавший окрестности, выбирал уединенные места.

Они скакали по зеленой долине, блуждали по тихим лесным зарослям, поили лошадей у ручья и, пока те пили, отдыхали на берегу, поросшем золотистыми лютиками.

Наконец солнце начало опускаться за отдаленные холмы. Последние лучи пробивались сквозь деревья, отбрасывающие длинные тени.

— Пора возвращаться, — сказал лорд Брекон.

Кэролайн вздохнула:

— А может быть, не стоит? Что, если мы сбежим, как Хэрриет и Томас Стрэттон? Скроемся от всех, кто знает нас, кого мы знаем? Какое было бы блаженство!

— Блаженство… — повторил лорд Брекон. — Но ты же знаешь, что это невозможно.

Хотя он и словом об этом не обмолвился, Кэролайн поняла, что, куда бы они ни отправились, как бы ни стремились стряхнуть с себя тяготы своего положения, образ Кэсси повсюду будет преследовать их.

В замок они вернулись уже почти в сумерках. Кэролайн устала, но переполнявшее ее счастье делало даже темнеющие башни замка менее страшными.

Сияние дня, казалось, проникло в самую глубину ее существа настолько, что на какое-то время она забыла о своих опасениях.