Зловредная жертва
Шрифт:
Поэта они нашли быстро. Тот не скрыл радости при виде бабуси, но насупился, когда понял, что она пришла не одна.
– Ты не бойся, сынок, – ободрила она, – это внучек мой. Дюже стихи твои послухать желает. А для вдохновения колбаски тебе принес. Дохтурской, для здоровья пользительной.
– Колбаска – это хорошо, – лаконично произнес Валера, косясь на внушительный сверток в руках Игоря.
Троица нашла тихое, неприметное место в соседнем сквере, и Игорь попытался сразу приступить к опросу свидетеля.
– Вы хорошо знали… ой, – от
– Он спрашивает, хорошо ли стихи свои помнишь? – прокомментировала бабуся.
– Да зачем мне его стихи? – прошипел Игорь.
– А симпатию завоевать? – шепотом отпарировала баба Дуся.
Игорь вздохнул. Он любил поэзию, часто вместе с Иришкой уединялись они в своей комнате, зажигали свечи и читали любимые стихи, наслаждаясь обществом друг друга и божественными строками. Но то были классические, проверенные временем и вкусом множества поколений стихи. А тут…
Мы дети народа, но волею бога
Заброшены в омут злодейской судьбой.
Наш жребий искуплен суровой свободой
И близится мщения час роковой, – не заставил себя долго упрашивать Валера.
Поэзия его, если то, что он предоставил на суд зрителей, можно было так назвать, была более, чем специфична. Условно ее можно охарактеризовать как море патетических слов и образов, никак не связанных между собой. Читал он как и положено поэту: отчаянно завывая и раскачиваясь из стороны в сторону. Игорь безнадежно пытался скрыть брезгливое выражение на своем лице, бабусе это удавалось лучше.
– Хорошо-то как! – потянулась бабуся, когда тот закончил. – Может, еще побалуешь старуху? – проигнорировала она умоляющий взгляд внука.
Пытка стихами продолжалась почти сорок минут. Голова у Игоря раскалывалась, тошнота подваливала к горлу.
– Чего-то внучек твой кривится, – заметил, наконец, Валера.
– Да зуб у него хворает, – нашлась бабуся.
– Зуб – это плохо, – согласился поэт, – вот у меня когда болел, я даже сочинять не мог. Хорошо, Ася Гордеевна сводила меня к доктору. Сам ни за что не решился бы.
– Да-да-да, – закручинилась бабуся, – это убиенная которая, – выразительно посмотрела она на внука.
Игорь понял, что, наконец, настал его час, и сразу собрался. Головная боль куда-то исчезла, сама голова стала легкой, а мысли четкими и ясными.
– Расскажите, что вы знаете об этой женщине? – спросил он как можно ласковее.
Валера недоверчиво зыркнул на него из-под густой, свалявшейся шевелюры и опустил глаза.
– Расскажи, – попросила бабуся, погладив Валеру по голове.
– Только тебе, – мгновенно откликнулся тот на ласку. – В подвале я ничего об этом не говорю, они все равно смеются. А ты добрая. И внучек твой ничего, воспитанный. Поэзию уважает.
Рассказ его немного отличался от того, что ожидал услышать Игорь. Ася Гордеевна не просто была влюблена в поэта и призывала его к сожительству. Она не просто обещала завещать ему квартиру при условии, что тот официально оформит отношения с ней. Самое неожиданное было в том, что она клялась, будто есть силы, которые полностью находятся в ее подчинении. Они могущественны и могут без проблем выпустить сборник его стихов, и не только
Что это? Блеф старой, потерявшей физическую привлекательность женщины или ключик к разгадке преступления? Конкретно эти силы поэт так и не обозначил. Скорее всего, он и сам не знал, что имела в виду Ася Гордеевна. Сейчас он горько раскаивался в том, что не поддался на уговоры почитательницы своего таланта. Излишняя опека покойной уже не казалась такой уж назойливой, а дом, от которого он добровольно отказался, виделся как мечта о недосягаемом счастье.
– Не говорите ничего в подвале, – попросил он под конец разговора, бережно пряча остатки колбасы за рубашку, – им не нравятся мои стихи, они будут смеяться, если узнают, что тетя Ася собиралась их за границей напечатать.
– Боже мой! – метался Игорь по кабинету, – столько версий, и одна – бредовее другой. Криминальный дуэт Модест amp; Сашенька, Отелло-Садиков, международный преступный синдикат почитателей бездомных поэтов… Верить ли Валере в том, что Ася Гордеевна обещала ему поддержку влиятельных сил? Продукт ли это его воспаленного воображения или реальность? А может, просто приманка, на которую планировала поймать его старуха с тяжелым характером?
Бабуся скромно сидела в своем уголке и ждала, когда буря немного уляжется.
– Надо бы хорошенько Садикова потрясти, – высказал он свои мысли вслух.
– Можно, – согласилась бабуся.
– Версия, конечно, бредовая, но кто его знает? Может, и старое сердце способно на африканские страсти?
– Еще как способно, – со знанием дела подтвердила бабуся.
– Черт, сразу надо было им заняться, – опять выругался Игорь, – столько времени потеряли!
– Ну, не больно-то и потеряли, – спокойно сказала бабуся, развязывая кисет, – нашли целую кучу свидетелей, которые могут подтвердить, что дед с Валерой никак поделить Аську не могли и чуть не турниры из-за ей устраивали. А-а-апчхи!
– Да твои свидетели ни за что в милицию не пойдут, – махнул рукой Игорь.
– Пойдут, – уверенно сказала бабуся, – с моим подходом – еще как пойдут! Это мы с ними только предварительно договорились, что без милиции общаться будем. А тама – посмотрим.
– А как тебе болтовня Валеры о каких-то неведомых покровителях? – поинтересовался внук.
– Дюже по сердцу, – утвердительно кивнула баба Дуся, – вот я в сериале смотрела: был художник бедный, тоже бомж. Малевал, правда, примерзко, и сам был неприглядный, обросший, как тот еще Валера. Так вот дама одна, из буржуек, прям ссохлась по нему. Плела, что мазня его ндравится, а сама глазки закатывала. Так вот она ему и помогла. И смотрины для картин устроила, и в общежитие его поселила. А еще было там два колдуна. Злой – приятный был мужчина, уважительный, а добрый – совсем пропащий, из тех, про кого Ярмольник говорил, что в балетах их много расплодилось. И взялися они противоборствовать.