Зловредная жертва
Шрифт:
– Ты, девонька, понапрасну слезы не трать, – ласково сказала баба Дуся, – пойдем-ка на кухню, я тебя чайком побалую, особо заваренным, а ты нас сахарком угостишь. Там и покумекаем.
Девушка, внезапно ставшая покорной, медленно пошла ставить чайник.
– Чего вы затеваете, баба Дуся? – сквозь зубы прошипел Игорь. Ему совсем не нравилось, что старушка опять пытается выбить инициативу у него из рук.
– А ты что, сам не понял? – с недоумением посмотрела она на внука. – Ну, раз такой бестолковый, идем, послушаешь, поймешь.
Заинтриговав напарника, бабушка направилась на кухню, где слышались выразительные шмыгания носом.
– Рассказывай, –
История Сашеньки оказалась настолько неожиданна, что даже бабуся сидела, открыв рот, и даже не перебивала. Сестра ее прабабушки по отцовской линии закончила свою жизнь в сумасшедшем доме. Судьба ее была ужасна, врагу не пожелаешь. Она была милая, добрая, романтичная девушка, не обидевшая в жизни даже мухи. Отец ее оказался мелким, но довольно обеспеченным дворянином, просто обожавшим своих дочерей – прабабушку Сашеньки Мари и младшую – Элен. И вот как-то раз Леночка проснулась в своей беленькой комнате с лиловыми занавесками и обнаружила, что руки ее и ночная рубашка все в крови.
Девушка так испугалась, что ничего никому не сказала. Как смогла, застирала ночную рубашку и постаралась забыть этот кошмар. И, может быть, это ей и удалось бы, но в тот же день выяснилось, что ночью был зверски убит хозяин соседней кондитерской, в которую часто после гимназии завозил ее отец.
У Элен хватило твердости, чтобы не связывать эти два события. Но ровно через месяц история повторилась. Только жертвой стал директор женской гимназии. Девушка потеряла покой. Часто встревоженный отец бывал разбужен ее истошными криками, которые она объясняла ночными кошмарами. Кошмары стали повторяться каждую ночь.
Как-то встревоженная горничная пришла к матери Леночки и по секрету шепнула, что девушка стала взрослой и видимо, стесняется сказать об этом. Вот уже третий месяц подряд, как раз на полнолуние, она тщательно пытается скрыть следы своего взросления на ночной рубашке.
Мама поднялась в спальню дочери и застала ту в истерике. Она кричала, что не виновата и не знает, откуда кровь, никого не трогала, и пусть все ее оставят в покое. Мама объяснила дочке капризы женской природы и удалилась с чувством исполненного долга, не заметив того, что совсем не успокоила девушку.
А через два дня хоронили садовника, приносящего из оранжереи каждое утро свежайшие букеты с капельками росы для комнаты Элен.
Постепенно все стали замечать – с девушкой творится что-то странное. Глаза ее никогда не покидало выражение ужаса и тоски, движения стали резкими и порывистыми, учебу она совсем забросила. Любящий отец приглашал лучших психиатров, те делали глубокомысленный вид, приписывали одни и те же порошки и делали кровопускание. Вот уже на щеках девушки появился лихорадочный румянец, но врачи, разводя руками, не находили других признаков чахотки. Наконец, отец ее решился нанять частного детектива. Кто знает, может Леночку точит любовная тоска или кто-то терзает ее дурными письмами?
Он нанял лучшего детектива города. А потом горько пожалел об этом. Потому что в очередное полнолуние был найден маньяк, в течении последних шести месяцев искромсавший шестерых взрослых, здоровых мужчин. Это была Леночка. Каждый месяц, в полнолуние, ровно в полночь она выходила из дома в одной рубашке, вне зависимости от времени года, с открытыми, но невидящими глазами шла по спящему городу к очередной жертве, с каждым шагом изящных, босых
Выстрел как будто разбудил девушку. Она часто заморгала глазками, а увидев обстановку, в которой оказалась, стала кричать. Выстрел и крик разбудил домочадцев, а когда они разобрались, в чем дело, то сыщику уже пришлось спасать раненую девушку.
Историю не удалось замять. Процесс длился долго. Элен все время жаловалась на призраков, которые являются ей днем и ночью, на стоны, лужи крови, которые видит только она. В очередное полнолуние Леночка чуть не заколола шпилькой охранника. Довольно примитивная психиатрическая экспертиза показала, что девушка, мягко говоря, не в своем уме, ее принудительно отправили лечиться в сумасшедший дом, освободив от уголовной ответственности. Вскоре она почила с миром. На несколько последних минут к ней вернулся рассудок, и девушка поклялась на смертном одре, что не помнила, как совершала эти убийства и не знает, какая сила двигала ее рукой. Родителям и сестре пришлось уехать из города.
В подтверждение этой истории в семье и хранилось свидетельство о смерти, заверенное врачами сумасшедшего дома. Это оно лежало в той деревянной резной шкатулке, которую нашла бабуся.
– Сейчас это называется „раздвоение личности“, природа его изучена, для обывателей оно не является чем-то из области фантастики. Но тогда… Никто не верил, что Элен совершала эти убийства в состоянии невменяемости. Проклятия родственников жертв и просто сочувствующих находили семью Леночки везде. Прошло немало времени, пока в памяти современников стерлись воспоминания о маньячке Элен. Но эти воспоминания навсегда остались в памяти ее семьи, – закончила Сашенька.
– Я не понимаю, – подал голос чрезвычайно заинтересованный рассказом Игорь, – какая связь…
Внушительный пинок под столом заставил его замолчать на полуслове.
– Эх, жизнь злодейка, яйца в мундирах, картошка всмятку, – взяла инициативу в свои руки бабуся, – все в ней не так, как положено бывает. И тебе, сердешной, от прабабкиного позора перепало.
– Я с детства боялась, что эта кара настигнет и меня. Семейная история переходила из поколения в поколение, обрастала новыми подробностями и небылицами. Кто-то сказал моей маме, что психические заболевания передаются по наследству, в том числе и раздвоение личности, причем именно через два поколения. С тех пор у мамы появился пунктик: ей взбрело в голову, что следующая жертва раздвоения – я. А когда я выросла… Вы только посмотрите! – девушка стала судорожно рыться в шкатулке.
Руки ее дрожали, она никак не могла сосредоточиться и найти то, что искала. Девушка один раз перебрала бумаги, другой, и только на третьем достала спрятавшуюся в пачке хрупких документов фотографию. На пожелтевшей от старости карточке была изображена сама Сашенька. Только надето на ней было длинное гимназическое платье, а густые льняные волосы заплетены в косы и завернуты крендельками. Белые банты и пышный фартук завершали образ прилежной ученицы.
– Эх, похожа-то как на тебя Элена эта, – закручинилась бабуся, – много кровушки попили у тебя думы эти, про две личины.