Злой король
Шрифт:
Я пью кофе обжигающими глотками.
— Мы не можем об этом говорить.
— Дома нет, не можем, — подмигивает Таракан. — Именно поэтому мы здесь.
Я попросила его соблазнить Никасию. Да, я думаю, я была «полна неуважения» к Верховному королю Эльфхейма. И Таракан прав, Кардан не вел себя так, как будто он был слишком королевским для моей просьбы. Это не было причиной для обид.
— Хорошо, — говорю я с поражением. — Я придумаю, как ему это сказать.
Таракан усмехается.
— Здесь хорошая еда, правда? Иногда я скучаю
— Надеюсь, так и будет, — говорю я и откусываю кусочек картофельного пирога, который я принесла с омлетом.
Таракан фыркает. Он перешел к своему молочному коктейлю, другие тарелки были опустошены и сложены в одну сторону от него. Он поднимает свою кружку в салюте.
— За торжество добра, но не раньше, чем мы получим свое.
— Я хочу тебя кое о чем спросить, — говорю я, чокаясь с его кружкой. — О Бомбе.
— Оставь ее в покое, — говорит он, изучая меня. — И если сможешь, оставь ее в стороне от своих замыслов против Подводного мира. Я знаю, что ты всегда высовываешь шею, как будто влюблена в топор, но если рядом с тобой должна быть шея на плахе, выбери менее красивую.
— Включая твою собственную? — Спрашиваю я.
— Гораздо лучше, — соглашается он.
— Потому что ты ее любишь?
Таракан хмурится на меня.
— А если бы да? Ты бы солгала мне о моих шансах?
— Нет, — начинаю я, но он меня перебивает.
— Я люблю хорошую ложь, — говорит он, вставая и ставя на стол стопки серебряных монет. — Я люблю хороших лжецов еще больше, и это в твою пользу. Но некоторую ложь не стоит обнажать.
Я прикусила губу, не в силах больше ничего сказать, не выдав секретов Бомбы.
После ужина мы расходимся, оба с тряпкой в карманах. Я смотрю, как он уходит, думая о своих правах на Кардана. Я так старалась не думать о нем как о законном Верховном короле фейри, что совершенно не задавалась вопросом, считает ли он себя Верховным Королем. А если нет, значит ли это, что он считал себя одним из моих шпионов?
…
Я направляюсь в квартиру сестры. Хотя я надела смертную одежду, чтобы ходить по торговому центру, и пыталась вести себя так, чтобы не вызывать подозрений, оказывается, что прибытие в Мэн в дублете и сапогах для верховой езды привлекает несколько взглядов, но не складывается впечатление, что я пришла из другого мира.
Возможно, я участвую в средневековом фестивале, подсказывает девушка, когда я прохожу мимо нее. Она ходила на один из них несколько лет назад и очень наслаждалась поединком. У нее была большая индюшачья нога, и она впервые попробовала медовуху.
— Это касается твоей головы, — говорю я ей. Она согласна.
Пожилой мужчина с газетой замечает, что я, должно быть, играю Шекспира в парке. Несколько хамов на ступеньках кричат мне, что Хэллоуин в октябре.
Народ, несомненно, давно усвоил этот урок. Им не нужно обманывать людей. Люди обманывают себя.
Именно
Хизер открывает дверь. Ее розовые волосы недавно окрашены для свадьбы. На мгновение она выглядит озадаченной — вероятно, моим нарядом — и улыбается, широко открывая дверь.
— Привет! Спасибо, что согласилась вести машину. Все в основном упаковано. Ваша машина достаточно большая?
— Определенно, — вру я, оглядывая кухню в поисках Виви с каким-то отчаянием. Как моя старшая сестра думает, что все это закончится, если она ничего не сказала Хизер? Если она поверит, что у меня есть машина, а не стебли амбразуры.
— Джуд! — кричит Оук, спрыгивая со своего места за столом. Он обнимает меня. — Мы можем идти? Мы уходим? Я сделал всем подарки в школе.
— Посмотрим, что скажет Виви, — говорю я ему и сжимаю его. Он более солидный, чем я помнила. Даже его рога кажутся немного длиннее, хотя он не мог вырасти так сильно всего за несколько месяцев, не так ли?
Хизер бросает выключатель, и кофейник начинает пыхтеть. Оук взбирается на стул, насыпает в миску карамельные хлопья и начинает есть их сухими.
Я проскальзываю мимо и направляюсь в соседнюю комнату. Там стол Хизер, заваленный эскизами, маркерами и красками. Отпечатки ее работ приклеены к стене наверху.
Помимо создания комиксов, Хизер работает неполный рабочий день в копировальном магазине, чтобы помочь покрыть счета. Она считает, что у Виви тоже есть работа, которая может быть выдумкой, а может и нет. В мире смертных есть работа для людей, но это не та работа, о которой рассказывают человеческие подруги.
Особенно, если вы никогда не упоминали, что вы не человек.
Их мебель — это коллекция вещей из гаражных продаж, мест утилизации и обочины дороги. Стены покрыты старыми тарелками с забавными, большеглазыми животными; крестики со зловещими фразами; и коллекция диско-сувениров Хизер, больше ее искусства и рисунков мелками Оука.
На одном из них Виви, Хизер и Оук вместе, представлены так, как он их видит — коричневая кожа и розовые волосы Хизер, бледная кожа Виви и кошачьи глаза, рога Оука. Бьюсь об заклад, Хизер думает, что это восхитительно, как Оук превратил себя и Виви в монстров. Бьюсь об заклад, она думает, что это признак его творчества.
Это будет отстойно. Я готова к тому, что Хизер накричит на мою сестру — Виви больше, чем заслуживает этого. Но я не хочу, чтобы Хизер обидела Оука.
Я нахожу Виви в ее спальне, все еще собирающей вещи. Она маленький по сравнению с номерами, в которых мы выросли, и гораздо менее опрятная, чем остальные апартаменты. Ее одежда повсюду. Шарфы натянуты над изголовьем кровати, браслеты закручены на столбики, ботинки выглядывают из-под кровати.
Я сажусь на матрас.
— Куда, по-твоему, Хизер сегодня собралась?