Злые вихри
Шрифт:
Она изумленно взглянула на него и тотчасъ же опустила глаза.
Она увидла по лицу его, что настаивать опасно, и поняла его состояніе.
Князь проводилъ гостя до передней, просилъ «не забывать» -- и вернулся къ жен. Онъ засталъ ее на томъ же кресл, въ той же поз, съ откинутой головой и застывшимъ лицомъ.
– - Что-жъ, ты въ самомъ дл, нездорова?-- спросилъ онъ.
Она подняла на него глаза, потомъ закрыла ихъ и ничего не отвтила. Князь постоялъ передъ нею, раскачиваясь своимъ короткимъ круглымъ туловищемъ на тонкихъ ногахъ, потомъ глупо и противно не то фыркнулъ, не то хрюкнулъ, взглянулъ
– - Отчего же вы не идете переодваться?-- спросила Алина, не открывая глазъ.
– - Успю,-- произнесъ онъ и опять хрюкнулъ:-- не безпокойтесь, я не стану мшать вашимъ мечтаніямъ, я уду... Если вы покинуты вашимъ интереснымъ гостемъ -- это не моя вина: я предлагалъ ему остаться... Но вотъ онъ сбжалъ, и я хочу вамъ сказать нсколько словъ, моя прекрасная княгиня...
Она открыла глаза, но на него все же не взглянула.
Онъ продолжалъ:
– - Я хочу вамъ сказать, что вы самымъ... неблаговиднымъ образомъ нарушили наше условіе...
Алина выпрямилась.
– - Я никогда не общала вамъ, что не буду принимать Михаила Александровича,-- сказала она: -- къ тому же, вдь, онъ былъ здсь съ вашего вдома, вы сами вчера ничего не имли противъ него.
– - Я и сегодня ничего не имю; но вы такъ стремительны, вы такъ, очевидно, спшите наверстать потерянное время, что слишкомъ ужъ неосторожны. Вмсто меня, могъ войти кто-нибудь другой... лакей, ваша горничная, вс могли увидть то, что я увидлъ.
Она невольно вздрогнула, и отвратительное чувство возмущенія, соединеннаго со стыдомъ, защемило ей сердце.
– - Оставьте меня,-- прошептала она не своимъ голосомъ:-- передъ вами я не отвтственна и никакихъ объясненій не желаю...
– - Ого-го!-- перебилъ «la b^ete»:-- нтъ, извините меня, княгиня, разъ вы носите мое имя, и разъ между нами договоръ... Что жъ это съ вами такое случилось? шесть лтъ, шутка сказать! держались на своемъ пьедестал и вдругъ -- «dis moi, Venus, quel plaisir trouves tu...» старый Парисъ явился... Ого-го!
Этотъ тонъ, это «ого-го!» подняли въ Алин такое бшенство, какого она еще никогда не испытывала. Она встала и направилась къ двери; но князь, въ то время какъ она проходила мимо него, поймалъ ея руку и не выпускалъ. Она поневол должна была остановиться, вся пылающая, съ искаженнымъ лицомъ, силясь освободить руку, которую сжимали, какъ клещи, костлявые, холодные пальцы.
– - Пустите же меня!-- почти задыхаясь, крикнула Алина.
– - Ma belle enfant, не горячитесь!-- проскриплъ «la. b^ete», поднимаясь съ кресла.
Онъ выпустилъ ея руку, но сталъ такъ, чтобъ она не могла пройти къ двери.
– - Вы очень хорошо понимаете, что я вовсе не намренъ читать вамъ нотацій или обращаться къ вашимъ высокимъ чувствамъ,-- продолжалъ онъ, стараясь придать себ видъ горделиваго достоинства, выпячивая губу и становясь въ позу: -- нашъ бракъ, какъ это называется... фиктивный, между нами заключено условіе, и если я, со своей стороны, его исполняю -- я требую того же и отъ васъ.
– - Ничего не можете вы требовать,-- задыхаясь отъ презрнія къ нему, чувства гадливости и въ то же время отъ жгучаго стыда, проговорила Алина.
– - Вотъ какъ!-- взвизгнулъ князь.-- Прежде у васъ со мною былъ иной тонъ... Я спасъ васъ отъ позора,
Теперь Алина ужъ не порывалась уйти. Она окинула своего мужа уничтожающимъ взглядомъ и зло усмхнулась.
– - Вы возвращаетесь къ прошлому,-- медленно произнесла она;-- и, кажется, желаете показаться моимъ благодтелемъ. Однако, я слишкомъ щедро заплатила вамъ за ваше имя и все остальное. Вспомните-ка, что вы были и что вы теперь, князь!.. князь, котораго даже въ порядочный трактиръ не впускали... Что-жъ, это полученное вами наслдство дало вамъ что ли теперешнее ваше положеніе?! Вы отлично знаете, что все, все дала вамъ я!
Онъ зналъ это,
– - Но... но, вдь, вашимъ поведеніемъ вы можете все испортить, Алина,-- уже совсмъ инымъ тономъ, внезапно стихая, протянулъ отъ.
– - Не безпокойтесь, не заботьтесь о моемъ поведеніи... Будьте уврены, я ни себя, ни васъ не уроню... Завтра мы получимъ приглашеніе -- вы знаете какое... а къ лту у васъ будетъ то, чего вы такъ пламенно желаете...
– - Алина... это врно? Когда ты узнала?-- встрепенувшись, багровя и съ заблиставшими глгзами спрашивалъ «la b^ete».
Она будто не слышала его вопросовъ и продолжала:
– - Если же вы еще разъ позволите себ вмшиваться въ мои дла, я уду... возьму и уду... въ Петровское... за границу... куда вздумаю... Тогда безъ меня и устраивайтесь какъ знаете.
Проговоривъ это, Алина вернулась на свое прежнее кресло у камина и стала глядть въ огонь широко раскрытыми, неподвижными глазами. Въ ней ужъ не было ни отвращенія, ни стыда, ни гнва. На нее нашло тяжелое оцпенніе.
– - Только, Бога ради, будьте осторожны! Подумайте о себ, о себ подумайте!-- воскликнулъ «la b^ete» и быстро вышелъ изъ комнаты
XX.
Вотъ она и сидла, глядя въ огонь камина, и долго долго о себ думала среди невозмутимой, застывшей тишины своей уютной любимой гостиной. Впрочемъ, это были не мысли, а скоре ощущенія, смутныя, тревожныя, въ которыхъ то и дло сказывалась нежданная и совсмъ даже не подозрвавшаяся ею, внутренняя, неприкрашенная правда ея жизни.
Замирая отъ страсти, полная жаждой стараго «снжковскаго» счастья и оправдывая себя передъ Аникевымъ, объясняя ему свои поступки, Алина говорила искренно. Она сама была уврена въ томъ, что все это и было именно такъ, что въ словахъ ея заключается самая настоящая правда. Да все было сдлано ею ради любви къ нему, объ одномъ она думала -- о немъ, объ его счастьи. Она не задумываясь, готова была бы принять присягу, произнести какую угодно клятву, что все такъ именно и произошло, что таковы именно и были ея мысли и чувства.
А, между тмъ, такъ ли оно случилось въ дйствительности?
Конечно, Алина полюбила тогда Аникева безъ оглядки, пережила безумный припадосъ страсти въ старыхъ аллеяхъ великолпнаго, заросшаго парка, среди невозмутимой деревенской тишины.
Дтство Алины прошло одиноко, а юность скучно.
Мать у нея была неглупая, очень начитанная женщина, и даже сама напечатала дв недурныя повсти, о которыхъ въ свое время говорили. Она передала единственной дочери вс свои познанія, развала ея вкусы, возбудила въ ней потребности, несовмстимыя съ окружавшей ихъ провинціальной средою.