Злые вихри

Соловьев Всеволод Сергеевич

Говоря все это, Лидія Андреевна имла такой грустно-спокойный, исполненный достоинства, видъ, въ словахъ ея было столько правды, что Аникеву оставалось только молча согласиться съ нею.

Когда Соня вернулась домой и увидла отца и мать, мирно бесдовавшихъ въ гостиной, она вся такъ и просіяла.

– - Ахъ, какъ это хорошо, что мама дома!-- весело говорила она, крпко обхватывая рученками шею Аникева и звонко его цлуя.-- А то все такъ какъ-то случается, что когда ты, папочка, прізжаешь, мамы какъ на зло нтъ и нтъ... Папочка, милый, отчего ты никогда не обдаешь съ нами!.. Мама, вдь, правда?

непремнно надо, чтобы папочка обдалъ съ нами?..

Сказала и смутилась, и тревожно взглянула на мать. Но Лидія Андреевна добродушно улыбнулась.

– - Такъ вотъ ты и пригласи папочку сегодня... а у насъ кстати его любимое пирожное -- шоколадный пирогъ... вотъ и пригласи...

– - Папа! милый!-- вопросительно и умоляя воскликнула Соня.

Аникевъ взялъ ее къ себ на колни, охватилъ руками ея блокурую хорошенькую головку и, глядя ей въ глаза затуманившимся взглядомъ, шепнулъ.

– - Будемъ сть шоколадный пирогъ... а ты его тоже любишь?

– - Очень!-- блаженно вздохнула Соня, жмуря глаза и прижимаясь къ отцу граціознымъ движеніемъ ласкающейся кошечки.

Слдствія этого новаго положенія вещей оказались очень скоро. Лидія Андреевна легко, съ видимымъ удовольствіемъ и, притомъ, съ большимъ мастерствомъ принялась разыгрывать свою новую роль. Она относилась къ Аникеву такъ предупредительно и любезно, какъ не относилась къ нему никогда, даже въ самое первое время посл свадьбы. Она часто упрашивала его, вмст съ Соней, спть имъ что-нибудь, и, если онъ былъ въ музыкальномъ настроеніи и садился къ роялю, слушала его со всми признаками эстетическаго наслажденія. А когда онъ прерывалъ свою игру или пніе, она глубоко вздыхала и у нея вырывалось:

– - И такой талантъ не пользуется европейской извстностью!

Одинъ разъ она ему сказала:

– - Я уврена, мой другъ, что если бы вы ршились дать нсколько концертовъ за границей: въ Вн, Париж, Лондон и Берлин, то вернулись бы въ Россію съ большою славой и большими деньгами.

– - Не поздно ли объ этомъ думать, если до сихъ поръ я не сдлалъ этого,-- отвтилъ онъ, насмшливо взглянувъ на нее.

– - Ничуть не поздно, напротивъ, мн кажется, что теперь именно самое время. Вашъ голосъ въ полной сил, ваши импровизаціи восхитительны. Прежде вы находили, что не имете нужды извлекать деньги изъ своего таланта... ну, а теперь деньги начинаютъ становиться очень не лишними... Я совтую вамъ серьезно подумать о моихъ словахъ...

Если бъ это было сказано въ другое время, можетъ быть, Аникевъ и подумалъ бы о словахъ ея. Но за часъ передъ тмъ она просила у него значительную экстренную сумму на какіе-то совсмъ фантастическіе расходы «для Сони»,-- и ея дружескій тонъ поднялъ въ его нервахъ знакомое раздраженіе...

Между тмъ Лидія Андреевна такъ хорошо играла свою роль, что ей даже захотлось похвастаться собою передъ добрыми знакомыми,-- и вотъ Аникевъ сталъ заставать у нея, будто случайно, ея интимный, дружескій кружокъ. Съ нимъ вс, конечно, были любезны и длали видъ, что ничего не знаютъ и не замчаютъ, но и мене чуткій, мене впечатлительный человкъ почувствовалъ бы себя не въ своей тарелк среди такихъ собраній...

Лидія Андреевна, иной разъ даже съ подчеркиваньемъ, представлялась добродтельной жертвой.

Ея предупредительность и ласковость, ея грустное лицо, подавленные вздохи, напускная, тутъ же остывающая и смняющаяся грустью, веселость -- все это выставлялось напоказъ, находило себ откликъ въ присутствовавшихъ дамахъ, которыя своею строгой, изысканной любезностью очень внятно говорили Аникеву, что онъ негодяй -- и ничего больше.

Онъ объявилъ Лидіи Андреевн о своемъ нежеланіи встрчать у нея кого-либо и опять сталъ проходить прямо къ Сон.

Но Лидія Андреевна не могла допустить этого; она всякій разъ вызывала его подъ видомъ длъ и, перемнивъ тонъ, раздражала его своими требованіями и совтами до того, что онъ переставалъ владть собою. Словомъ, началось именно то самое, отъ чего онъ бжалъ, и что совершенно отравляло его жизнь многіе годы, до и посл его «грхопаденія», то есть исторіи съ Алиной.

Маска снова снималась, какъ только они оставались вдвоемъ. Глаза Лидіи Андреевны уже не ласкали своимъ грустнымъ взглядомъ. Ея губы ужъ не повторяли: «мой другъ, теперь, когда все кончено между нами, мы можемъ говорить безъ раздраженія о томъ, что одинаково важно для насъ обоихъ -- о Сон».

Лидія Андреевна вдругъ позабыла, что они чужіе другъ для, друга. Она обращалась къ Аникеву такимъ тономъ, будто онъ былъ преступникъ, котораго слдовало подвергнуть смертной казни, и которому только благодаря чрезмрному снисхожденію судей оставлена жизнь подъ условіемъ вчной каторги. Она не упускала ршительно ничего, что могло больно задть его, оскорбить, а главное -- довести до нервнаго возбужденія. Она хорошо знала вс его больныя мста, а потому всегда попадала мтко. Наконецъ, она, уже безъ всякихъ стсненій, требовала отъ него такихъ денежныхъ средствъ, какими онъ не располагалъ.

При первомъ же слов о деньгахъ онъ обыкновенно, какъ и въ прежніе годы, вынималъ свой бумажникъ и отдавалъ ей все, оставляя себ нсколько рублей. Но ей этого было мало. Она принималась стонать и плакать, плакать такъ, какъ будто съ нею случилось самое ужасное несчастіе.

Онъ хорошо зналъ, что она никогда не можетъ тратить всего получаемаго ею, что она «откладываетъ». Эта комедія доводила его до сердцебіенія и удушья. Тогда ея слезы превращались въ глухія рыданія.

– - Безсовстный, извергъ, убійца!-- тихо произносила она сквозь рыданія и, внезапно возвышая голосъ, закатывалась:-- несчастная я, несчастная! лучше убейте меня сразу... только не ломайтесь надо мною!... не тяните изъ меня душу... что я вамъ сдлала? за что вы погубили и меня, и бдную Соню?..

Его охватывало бшенство. Онъ блднлъ и шепталъ:

– - Ради Бога тише... успокойтесь... вдь, Соня слышитъ... пожалйте ее!..

Но ей именно и надо было, чтобы Соня слышала. Она рыдала и причитала все громче и громче. Соня сидла въ сосдней комнат и тоже рыдала, дрожа всмъ тломъ..

Онъ схватывалъ себя за голову и убгалъ, а потомъ лежалъ дня два, три, совсмъ разбитый, съ истерзанными нервами.

Посл нсколькихъ подобныхъ сценъ онъ ршилъ, что никогда не переступитъ порога Лидіи Андреевны, такъ какъ это убійственно не только для него, а прежде всего для Сони. Онъ просилъ прислать ему Соню. Но Лидія Андреевна написала: