Змеиная прогулка

Калверхолл Рэндольф Д.

Капитан ткнул пальцем в перчатке в лобовое стекло их машины. «Еще две улицы, и мы у Научно-исследовательского центра национальной обороны».

Они находились в Суитленде, к юго-востоку от столицы, в направлении базы ВВС Эндрюс. Рожденные свыше расширились в этом направлении; позже администрация Рубина построила грандиозные офисные комплексы на северо-западе, где до фермерских бунтов 2023 года стояла больница Колумбия и старое бюро погоды. Здание налоговой службы, но даже политикам это показалось слишком очевидным.

Хорошо, что «Восемьдесят пять» не было в центре Вашингтона. В эти дни по Авеню Конституции не ездили туристы. Вооруженные силы и остатки полиции все еще собирали там тела и расстреливали мародеров — и выживших зараженных — на месте. Было трудно найти

гида и транспорт для их миссии на объект Восемьдесят Пять, но Утрам развернул свой немаловажный вес, и этот капитан морской пехоты, водитель, два фельдшера и один из драгоценных медиков в конечном итоге им были переданы фургоны. Лессинг и Ренч должны были сопровождать их в качестве «наблюдателей», а капитан, имя которого им не было названо, должен был «инспектировать и обеспечивать охрану объекта». Капитан принадлежал ко второму авиационному крылу морской пехоты из Черри-Пойнт, Северная Каролина, и находился с курьерской миссией в Пентагоне, когда первые жертвы Старака начали шататься и их рвало кишками. Мужчина был поклонником фруктового сока в бутылках и поэтому не пил смертоносной воды Вашингтона. Это, а также удача, когда ему пришлось ждать встречи в почти герметичном подвальном офисе, спасли его.

«Сколько сбежало?» — спросил Ренч. Его костюм NBC был для него слишком велик, и ему приходилось постоянно натягивать шлем, чтобы осмотреться. Все, что было видно, это его волнистые темно-каштановые волосы и пара глаз. Он напоминал Лессингу мультипликационного героя.

«Немного. Старак действует либо путем приема внутрь, либо через открытое повреждение, и не все пили воду, обращались с мертвыми или умирающими жертвами или нюхали насыщенные бактериями пары, исходящие из канализации. Кажется, что вещи в канализации уже довольно хорошо вымыты, но… — Его голос затих.

— Господи… — пробормотал Ренч.

Капитан снова заговорил: «Мы думаем, что есть настоящие иммунитеты, хотя мы не можем быть в этом уверены. Буквально вчера отряд привел десятилетнего ребенка, который питался корневым пивом и несвежим попкорном с тех пор, как… это… произошло. Когда тела его родителей начали сильно вонять, он раскатал их на коврики, вытащил на задний двор и поджег бензином. Вот как мы его нашли: дым».

Оно до сих пор не осозналось. Возможно, оно никогда не осознается. Величайшая трагедия со времен ледникового периода, и все это казалось таким обычным, таким неловким, таким простым — таким глупым, причудливо-анекдотическим. За два дня Лессинг думал, что услышал все существующие чудесные истории, но у каждого спасателя была своя история. Младенец был обнаружен живым, пролежав неделю на гниющих руках матери; старик, который обнаружил, что питьевой фонтанчик в аэропорту вышел из строя, и полетел в Аданту, счастливо не подозревая о трагедии, пока кто-то не сказал ему, что он только что пропустил смертельный глоток Старака, после чего у него случился сердечный приступ; помешанный на здоровье из Филадельфии, который пил только минеральную воду и чистил зубы антисептической жидкостью для полоскания рта; слабый, маленький менеджер магазина, который пронес свою двухсотфунтовую жену пять миль по улицам, забитым толпой кричащих, умирающих людей, вовремя доставил ее к медикам, а затем вернулся за своим маленьким сыном — теперь все трое в безопасности в приюте за пределами Вашингтона. Если чудеса доказывали существование Бога, то истина каждой религии, от христианства до сатанизма, была только что доказана раз и навсегда. Чудеса в наши дни были так же обычным явлением, как свечи в церквях.

Ну, может быть, не так часто, как страшилки. Их, как и легендарных демонов Ада, было множество.

Лессинг изо всех сил старался последовать примеру капитана и сделать смерть обычным явлением, сделать ее исторической, чем-то, что случалось где-то в другом месте с людьми, которые были не людьми, а фигурками, статистикой, именами в книгах, «субъектами» в полицейском бюллетене, фигуры в толпе. Таким образом, невыразимое стало высказанным, а сцены вокруг него стали не более чем эпическими фильмами. Невиданное ранее зрелище! Коллектив миллионов! Прямо на ваших глазах! Посмотрите

расступление Красного моря, разграбление Рима, падение Константинополя, последние дни Помпеи.

Последние дни всего жалкого, гниющего, зараженного мира.

Мертвые отказались сотрудничать. Они продолжали превращаться в настоящие лица: серые и впалые щеки, потухшие глаза, разинутые почерневшие рты, вонючие комки пурпурной плоти и разложившейся одежды. Настоящие мужчины, настоящие женщины, настоящие дети.

Бог.

Был ли Бог реален?

Если Бог существовал, то почему Он не услышал? Почему Он не ответил?

Одна теория была не хуже другой. Телефон Бога был отключен. Он вышел на обед. Он был в отпуске. После шестого дня творения Он снял седьмой день, решил, что Ему не нравится эта работа, и пошел на пособие.

Отличные богословские ответы! Две десятицентовики и пятак дадут вам четвертак.

Зло: там был пень. С тех пор, как кроманьонец впервые искал облегчения, лаская свои пухлые маленькие статуэтки женского плодородия, человечество задавалось вопросом: почему? Если Бог добр, то почему существует зло? Почему плохие парни живут вечно, а хорошие умирают молодыми? Почему страдания, почему боль, почему грех?

У священников был стандартный ответ: «Бог благ! Бог любит тебя!» Это, конечно, ничего не говорило: отговорка! Если вы продолжали спрашивать, вам сказали, что все это тайна, часть Великого непостижимого плана. Если вы приставали к ним, они говорили, что зло — это всего лишь испытание — или что зло существует для того, чтобы Бог мог проявить Свое чудесное сострадание, чтобы Он мог простить вас после того, как вы провели всю жизнь, страдая из-за чего-то, в чем нет вашей вины, первое место. Таким образом, младенцев можно было бы подвергать напалму в Дамаске, в то время как убийцы, насильники, торговцы наркотиками, владельцы трущоб, казнокрады, нечестные адвокаты, неряшливые евангелисты и политики могли бы вести роскошную жизнь, уехать на пенсию в Калифорнию и покупать своим любовницам розовые спортивные автомобили на Родео-Драйв.

Давным-давно Лессинг решил, что если зло является частью Плана, то Бог был паршивым планировщиком! Предопределение подразумевает, что Бог хочет этого; свободная воля говорит: все, что хочет Бог. Он дает нам, маленьким несовершенным созданиям, шанс все испортить. В любом случае это воняло: либо Бог был самым неумелым проектировщиком со времен динка, построившего стены Иерихона, либо у Него было очень несмешное чувство юмора! Шесть дней на создание мира — примитивный миф о творении, который был даже не так хорош, как у некоторых американских индейцев! Эволюция: какой трудоемкий и неэффективный способ для всемогущего Божества создать виды, которые Он, по-видимому, хотел. Первородный грех? Что за чушь! Послать Своего единственного сына, чтобы тот взял на себя грехи человечества? Ну давай же! Для Высшего Существа все это были глупые идеи. По убеждению Лессинга, отряд пьяных орангутанов мог бы придумать сказку получше.

Теперь мир умирал. Невидимая, миазматическая смерть преследовала тех, кто жил, и бедный старый Бог пользовался большим спросом. Церкви были переполнены, синагоги переполнены, мечети и храмы раскалены докрасна и пульсировали. Дело Бога процветало благодаря смерти.

Величайшая катастрофа со времен динозавров, и Бог ничего с этим не сделал. Никаких чудес, никакого «единственного Сына», никаких слезливых и счастливых концовок на Рождество.

Был ли Сам Бог «злым» — по человеческому определению?

Всякий раз, когда Лессинг задавал такие вопросы, его родители, его учителя, служители его матери, более святые, чем Иисус, — вся эта компания, избивающая Библию, — хором говорили, что он слишком незрелый, слишком второкурсник, слишком упрощенный, слишком необразованный, слишком скептический, слишком какую-то чертову штуку — понять.

Священные книги других религий, как и философы, не помогли. Их легко опровергнуть: от них несло антропоморфизмом, умными словами, но без ответов. Люди верили, потому что им нужна была опора — это, конечно, не новое наблюдение, но Лессингу показалось, что оно гораздо более верно, чем то, что предлагали теологи.