Змеиные боги

Мягчило Лизавета

Увиденное быстро стерло усмешку с лица, горло сжало спазмом. Кто-то был здесь после них. Или что-то.

Два стола, занятые молчаливыми стражами невесты, были пусты. Частично. Картина давила на грудь и крутила кишки в муторном спазме: голова одного свисала со стола, не придерживаемая ничем нижняя челюсть неестественно широко распахнулась, пустые глазницы смотрели на гостей. У второго недоставало бедренных костей. Всё, что оставалось от ног просто смело со стола, разбросало хаотично по избе.

Он смолчал. Промолчала и Катя, лишь Гаврилова не сдержала затравленного всхлипа, клещом впиваясь в его руку ногтями. Саша сдержал порыв выдернуть руку,

осторожно двинулся следом. Луч фонаря выхватывал дробленые остатки белоснежных костей, дрожал, пока они подходили к последнему столу у противоположной стены. Сейчас изба казалась непростительно большой, каждый шаг давался с трудом, в напряжении сводило мышцы.

Когда показался её нетронутый скелет, все трое облегченно выдохнули, но Гаврилова неожиданно замялась:

– Слушай, Катя, прости меня, конечно, но мне надо…

Никто не успел среагировать, когда из угла метнулось что-то крупное, цепляясь в Надину руку. И когда он понял, что существо имело человеческие пальцы, он едва не сошел сума. Стройное обнаженное тело прикрыто лишь длинными черными волосами, на безумную секунду ему показалось, что он увидел образ колдушки-Чернавы. На ту самую, в которую пальцы Гавриловой ногтями мазнули по его руке и соскочили, она закричала.

Истошно, испуганно. Плашмя упала на деревянные брусья пола, пытаясь сбросить с себя незнакомую девушку. Не девушку, нет – глаза горят злым желтым огнем, острые зубы обнажаются в оскале. Лесавка. Он узнал её сразу.

И, проклиная собственный идиотский героизм, рванул вперед, сбивая её по хищному собранное тело с Гавриловой своим весом. Надя взвыла, вскочила на четвереньки и рванула к двери, едва не врезавшись в Смоль.

– На выход, быстро, быстро!

Ботинок ударил в челюсть лесной дочери, там громко щелкнуло, но она не издала ни звука, Бестужев сумел подняться. Побежал вперед, прикрывая спину Кати, с ужасом понимая, что Гаврилова споткнулась о кость и снова заваливается на пол. Он услышал тяжелый удар её тела о дерево, когда кубарем выкатывался за двери, падая с порога на подвернувшую ногу Смоль. Успел подставить руки, не задавив ту весом, скатился и вскочил на ноги. Она тоже поднялась, быстро, дрожа всем телом и хрипло дыша. Саша почти подтянулся на порог, когда Надя по ту сторону двери нечеловечески закричала, оглушительно, так отвратительно громко… Её крик оборвался слишком внезапно и в этом нависающей тишине он услышал страшное бульканье, непонятный хруст. Волна крови вылетела за пределы дверного проема, разукрасила алыми каплями порог и их лица. Перед глазами потемнело, он попятился, заслонил Катю спиной. Быстро принялся стаскивать с плеч рюкзак чтобы найти единственное, что могло дать им шанс – сталь.

Учение свет, он не уставал это повторять, победно вздергивая голову. Теперь он знал точно: учение – жизнь. Он помнил, что в древней Руси в колыбели младенцам клали ножи и ножницы, чтобы защитить от лесных дев.

Надя мертва. Бестужев понял это, когда существо оказалось на пороге. Теперь оно не спешило к ним на четвереньках, выходило на ногах гордо и неспеша, плавно вихляя бедрами. Бледное лицо перемазано в крови, острые зубы щерятся в победной улыбке, по нижней губе стекает вязкая струйка крови, она поспешно сглатывает и облизывается. Опустив взгляд на её руки, он хрипло выдохнул, выхватил из газет нож, удобнее перехватил ручку в руке. К груди существо бережно, словно баюкая, прижимало руку Гавриловой с раскуроченным белоснежным плечевым суставом и нитями болтающихся артерий, из которых струйками

вытекала ярко-красная кровь.

– Беги, Катя.

Она замешкалась, продолжая трястись рядом, а лесавка смотрела именно на неё, губы изогнулись в ласковой, обещающей ужасную смерть улыбке. Она аккуратно наклонилась, бережно положила оторванную руку на порог и неожиданно резво ринулась вперед. На четвереньках, выворачивая суставы так, как не вывернул бы ни один человек. А он, побежал навстречу. Идиот. Идиот, от которого не останется даже костей – его обглодают лесные звери.

Он выигрывал время для неё, молил Господа Бога, чтобы этого хватило. Острые когти просвистели у самого горла, Бестужев едва успел отпрянуть, полоснув существо ножом по щеке. Оно отскочило, огорченно растерло по мертвенно бледной коже дегтярную черную кровь, облизало пальцы. Обиженный взгляд прошелся по нему, замер на ноже. Лесавка начала двигаться по широкому кругу, припадая к земле и нетерпеливо пощелкивая зубами. Стало по-настоящему страшно. Он не поддался её ритму – сбивал, делая выпад, заставляя отступить.

– Беги же, я сказал!

Катя сорвалась с места. Он почти заплакал от облегчения, слыша топот за своей спиной. Повернуться он не мог, не мог попрощаться, а ему казалось – стоило. Когда лесавка огорченно закричала, он с кривым оскалом ринулся к ней.

А Смоль бежала, захлебываясь рыданиями, не видя дороги. Произошедшее не доходило до сознания, она отказывалась верить в такой исход. Крик Нади, лицо Саши с сурово сжатыми губами и сосредоточенным взглядом… Её выворачивало наизнанку хрипами и рыданиями, кислород обжигал легкие. Она неслась вперед, перепрыгивая коряги, грозя выломать ноги – тогда ей не нужно будет беспокоиться о том, что она не убежит. Она просто будет обречена на смерть.

Тропинка перед глазами пляшет, рябит, Катя спотыкается и падает в чужие руки. С тяжелым свистом вбивается в грудь запах листвы, и она жмется в него, цепляется за руки Щека, размазывая по мягкому свитеру комья сырой земли вперемешку с разводами крови. Сотрясаясь в рыданиях. До боли жмурит глаза, пытаясь остаться в этой темноте под веками. Но сознание всегда было слишком жестоко к ней – сейчас оно не желало ускользать.

– Тише, все хорошо, с тобой всё будет хорошо. – Он гладит по спутанным волосам, прижимает к груди её трясущееся тело. А она пытается заговорить, отстраняется, настолько, чтобы увидеть тепло в золотых радужках. Горько-жесткое понимание.

– Вернуться… Тварь лесавка… Саша. – Хриплое дыхание перемежается со словами, она слишком резко остановилась после бега, в глазах темнело. Руку, она видела Надину руку, а до этого та закричала. Желудок скрутило спазмом, и она судорожно дернулась, выкручиваясь из объятий Щека. Пошла из желудка выпитая утром вода и желчь, больше выходить было нечему. А её крутило и рвало, оставляя пустые спазмы. Он понимающе придерживал за плечи, второй рукой убирая волосы.

И когда она обессиленная попыталась встать, подхватил на руки.

– Мне жаль, девочка Катя, твоим друзьям ничем не помочь, от лесной девы не уйти.

Она продолжает шептать что-то бессвязное, слава сами выпадают изо рта, перемежаясь с поскуливанием, просьбами, угрозами. Щек лишь сильнее прижимает её к себе, ускоряет шаг, едва не срываясь на бег.

– Мы подумаем, что можно сделать, но сначала тебе стоит успокоиться и привести себя в порядок. Выдыхай, Катерина, я буду рядом. Ты забудешься.

Глава 14