Змеиные боги
Шрифт:
– Ты можешь сдохнуть из-за этого кольца. – Рев вырывается из глотки, царапает безнадежностью. Никогда раньше он так не кричал. – Если один нечистый сумел запереть двери так, что два кабана их не вынесли, то что сможет толпа?! Очнись, где твои мозги? Чем ты думала, стягивая с кости кольцо?! С кости трупа, Надя. Человека!
Он хватает её за плечи и встряхивает. Сильно, зло, наверняка останутся синяки на коже. А она неожиданно обмякает, становится неудобно держать, выскальзывает. Стоит ему разжать руки, и оплеуха глушит, тяжелое кольцо царапает кожу щеки, обжигает льдом.
Гаврилова
– Ты убьешься и потянешь за собой остальных. Только потому, что не смогла обуздать свою жадность, Надя. Надеюсь, этих денег тебе хватит надолго, потому что это последняя золотая вещь, которая попала к тебе в руки незаслуженно.
– Меня бросить вздумал? Это я тебя бросаю, понял? – Надя пятится за двери, запнулась о порог и чуть не упала. – Трус! Слюнтяй и трус! Кому ты будешь нужен, затюканный и жирный!
С него этого достаточно. Пусть её утопит банник, задушит ночью домовой. Пусть какая-нибудь нечисть убьет её, пока он не принялся за дело сам.
Павел соскакивает с порога, почти бежит по тропинке, выискивая среди гадких тел пустое пространство.
– Э-э-э, пухляшек, стой! – Славик за спиной озадаченно тянет ноты, ставит ногу на ступеньку ниже и тут же отдергивает её обратно. Одна из гадюк делает выпад вперед. Именно его змеи не жалуют.
Одоевский сбегает вниз по дорожке, бросив хмурый взгляд на Щека, склонившегося над колодцем. Прочь от дома.
Что-то кричит испуганная Катя, слышатся окрики Саши, но все они отдаляются, исчезают. Обида подстегивает, за него переставляет ноги. Что ему клубок змей, когда он пригрел у себя на груди самую ядовитую? Его силуэт быстро исчезает на подходе к домам.
Смоль стояла на пороге, глядя ему вслед, пока стволы уже знакомых берез не скрыли его спину. На плечи опустились руки Бестужева, успокаивающе помассировали.
– Мы со всем разберемся, теперь мы знаем причину изменений. Будет проще простого.
– Не будет. – Щек вышел из-за дровянки, куда петляла узкая дорожка. Длинные волосы, влажные у висков, лениво собраны в свободную косу и перевязаны кожаным шнурком. С кончика прямого носа и длинных ресниц капают капли, оставляют разводы на светлом свитере под самое горло. Его взгляд впивается в до сих пор воинственно поднятую руку Гавриловой. Он направлен на кольцо. – Это венчальное кольцо Полоза и ничего не успокоится, пока она не примет предложение. Её достанут в любом уголке деревни.
– Только её? Замечательно. Гаврилова, чеши отсюда нахер. – Елизаров серьезен, сейчас даже он кажется злым. По-настоящему разъяренным, готовым рвать и метать.
Как же у неё хватило наглости снять кольцо с тела?
– Нет. Не только. – Он отводит взгляд, коротко пожав плечами, аккуратно продвигаясь среди хладнокровных к порогу. Каждый шаг четко выверен, обходит ядовитых гадюк, касается самым краем носка безобидных ужей. И ей кажется, что это его забавляет – игра со смертью. Проходя напрямик, через самые густые клубки. – Эта охота их раззадоривает, почти все после долгой зимы голодны. Такова их природа. Деревенские знают их повадки и легко избегут опасности, но вы… Под большим вопросом. Косвенно
Щек заканчивает путь, ловко вскакивая двумя ногами на ступеньку, игриво щурится.
Ей так тревожно от происходящего, что Катя не может выдавить из себя и намека на радость от его присутствия. Впервые рядом с ним неспокойно, она не чувствует себя в безопасности. Щек говорит о нечисти и её повадках так же воодушевленно, как маленький ребенок рассказывает правила новой игры.
– Что за ерунда? Как змея может сделать предложение? Чем она может его озвучить вообще? – Гаврилову веселое безумие Щека пробирает куда больше, чем крики и укоры Одоевского. Рука с кольцом на пальце от лица падает вниз, будто кукловод перерезал ниточки у надоевшей куклы. Она трусливо заводит её за спину.
– По поверьям он умеет обращаться в человека. Сначала идут змейки-сваты, затем выходит сам жених. Но, Щек, разве змеи не женятся жарким летом? – Катя проводит его растерянным взглядом и шагает следом в дом. Компания затягивается внутрь, Саша заходит последний. Помедлив у двери, запирает её на засов.
Дом кажется зловещим и неуютным, Смоль успокаивает себя тем, что это всё игра воспаленного воображения. Опускается на лавку, плотно сводя ноги, сжимает колени пальцами. Происходящее пугало, пижама у ожога пропиталась желтоватой сукровицей, болело тело, жрало напряжение.
Щек опустился рядом на пол, прижался спиной к ногам, игриво запрокидывая голову на коленки, глядя снизу вверх. Янтарные глаза перетягивали на себя весь фокус, заставляя неловко ерзать, ощущая, как румянец жжет щеки.
– Я слышала твой голос в парилке. Ты меня спас?
– Отчасти. – Он лукаво щурится, обнажая в широкой улыбке зубы, – я был не одним желающим записаться в твои рыцари. Командная работа с вашим хмурым предводителем.
Хмурый предводитель кипел и сейчас, бросив на него осторожный взгляд, Катя дернулась, Щек с насмешливым стоном поднял голову. Бестужев стоял в тени коридора, наблюдая за ними издалека. Плотно сжатые губы, потемневшие от злости глаза, желваки на скулах. С него можно было рисовать картину гнев Аполлона. Смоль уколол стыд.
– Спасибо.
Он что-то ищет в её взгляде и, не найдя, разочарованно кивает, разрывает расстояние и садится рядом на скамейку.
– Я не смог бы иначе. – Констатация выходит болезненной, обреченной. От боли, с которой он это произносит, жмутся внутренности. Спина Щека напрягается и ей хочется провалиться под землю, уйти от этого глупого противостояния. В своих чувствах она давно запуталась.
Глядя в ледяные глаза Саши она тонет, возвращается в прошлое, в котором зимой он греет окоченевшие пальцы в своих ладонях и хохочет, выпуская горячие клубы пара в небо. В том прошлом она страдала и была счастлива одновременно. Она сгорала от своей любви, от мечты, которой не было суждено сбыться. А он взращивал в ней семена надежды, опускал голову на коленки, бинтовал порезанный во время готовки палец, прижимал к себе в порыве радости. Взращивал, чтобы потом растоптать, выделяя ласковым голосом «лучшая подруга». Лучшая, но всего лишь для дружбы.