Змеиный король
Шрифт:
– Я прошу прощение за поведение Papa за ужином.
Ага, чуть правее.
– За что? Думаю, история его весьма поучительна. Малость подзатянута, разумеется, но, по правде говоря... – Саймон не закончил.
– Обычно он не такой строгий.
Она оказалась так близко, что можно было уловить ее запах: смесь крахмала с розами, на удивление домашний и в то же время возбуждающий.
«Ну я и мерзавец! Не удар ли по голове отшиб мне все мозги?» – подумал Саймон.
– Ах, это. Да, было заметно, что старик
Он увидел, что его ангел повернула к нему лицо, смутно белевшее в лунном свете.
– Нет, все дело в вас.
Виконт почти почувствовал, как ее дыхание коснулось его щеки.
– Хотя вы, со своей стороны, тоже могли бы вести себя повежливей.
Он не знал, то ли смеяться, то ли плакать. И выбрал смех.
– Я так не думаю. – Саймон покачал головой, хотя вряд ли она могла увидеть. – Нет, точно знаю. Я определенно не могу быть вежливее. Это просто не мое. Я, как тот змей из басни вашего батюшки, кусаю не к месту. Хотя, в моем случае, точнее сказать, не к месту сыплю насмешками.
Макушки деревьев качались на ветру, размахивая своими артритическими суставами на фоне ночного неба.
– Именно так вы и очутились в канаве на окраине Мейден-Хилла? – Его ангелочек подкралась поближе. Привлеченная его умышленной откровенностью? – Вы кого-то оскорбили?
У Саймона перехватило дух.
– А с чего вы решили, что на меня напали по моей вине?
– Не знаю. Так это правда?
Он прислонил зад к изгороди, где тот немедленно стал мерзнуть, и скрестил на груди руки.
– Будьте мне судьей, прекрасная леди. Выложу перед вами все начистоту, и можете сами вынести приговор.
– Я не вправе судить кого-то.
Она нахмурилась?
– О, нет, вы вправе, мой ангел.
– Нет, я...
– Ш-ш. Послушайте. Тем утром я встал в жутко неприличный ранний час, оделся после недолгой перепалки со своим камердинером по поводу целесообразности туфлей с красными каблуками, в которой победил он: Генри совершенно меня запугал...
– Что-то я в этом сомневаюсь.
Саймон приложил руку к сердцу – жест, пропавший в темноте впустую.
– Уверяю вас. Потом я спустился по парадной лестнице, весь такой разряженный: в щегольском синем бархатном камзоле, завитом напудренном парике и вышеупомянутых туфлях с красными каблуками...
Леди прыснула.
– Вышел на улицу, но не осилил и четверти мили, как на меня напали трое негодяев.
– Трое? – задохнулась мисс Люсинда.
Вот она, награда!
– Трое. – Саймон придал голосу легкомысленный тон. – Двоих я бы еще одолел. Одного-то точно. Но трое оказались мне не по зубам. Они ободрали меня как липку, включая туфли с красными каблуками, чем и поставили меня в глупое положение, ибо при нашей первой встрече я предстал перед вами голый и – что куда отвратительнее – без чувств. Уж и не знаю, смогут ли оправиться наши отношения от такой изначально нанесенной
Люси на удочку не попалась:
– И вы не узнали напавших на вас?
Саймон было развел руками, но поморщился от боли и опустил их.
– Клянусь честью. Так что, если только вы не сочтете туфли с красными каблуками непреодолимым соблазном для лондонских грабителей, – в таком случае я, конечно, просто-таки напрашивался на неприятности, разгуливая в них среди бела дня, – наверное, вам придется меня простить.
– А если нет? – прозвучало настолько тихо, что ветер тут же унес слова прочь.
Такой робкий флирт. Однако даже при столь легком намеке на улыбку чресла Саймона отвердели.
– Тогда, леди, лучше вам забыть мое имя. Пусть от Саймона Иддесли не останется ничего, кроме легкого следа, облачка пара от последнего выдоха. Если вы осудите меня, я испущу последний вздох и исчезну навеки.
Тишина. Возможно, он переборщил с этим «последним выдохом»?
И тут она расхохоталась. Во весь голос. От всей души. И в груди у Саймона в ответ на это что-то перевернулось.
– Вы и в Лондоне морочите дамам голову подобным вздором? – Люси буквально задыхалась от смеха. – Ежели да, то представляю, с какими гримасами на напудренных лицах они расхаживают, пытаясь не умереть со смеху.
Саймон почувствовал необъяснимое смущение.
– Чтобы вы знали, в лондонском обществе меня считают непревзойденным острословом. – Боже милосердный, да он заговорил как напыщенный осел. – Все хозяйки наперебой стараются заполучить меня в число своих гостей.
– Неужели?
Вот чертенок!
– Так и есть. – Он не смог сдержаться, и в голосе прозвучало раздражение. О, а вот это ее впечатлит: – Любой званый ужин, на котором присутствую я, провозглашают имевшим успех. В прошлом году какая-то герцогиня упала замертво, услышав, что я не смогу принять ее приглашение.
– Бедные, бедные лондонские дамы. Как они, должно быть, горюют вот прямо сейчас!
Саймон поморщился. Туше.
– Нет, в самом деле...
– И как же они без вас выживают? – В голосе леди все еще звучал смех. – А вдруг не выживают? Вдруг ваше отсутствие породило среди хозяек салонов эпидемию смертельных обмороков.
– О, жестокосердный ангел!
– Зачем вы все твердите это слово? В Лондоне вы так зовете всех ваших дам?
– Как? Ангелом?
– Да.
И вдруг Саймон осознал, что она ближе, чем он думал. Вообще-то, в пределах досягаемости.
– Нет, только вас. – Он коснулся кончиком пальца ее щеки. Кожа была теплой, даже в ночной прохладе, и очень, очень нежной.
Тут Люси отступила на шаг.
– Я вам не верю.
Неужели она задыхается? Он усмехнулся, аки демон во мраке, но не ответил. Боже, ему нестерпимо захотелось притянуть ее в объятия, прижать к своей груди, распечатать эти сладкие губы и ощутить вкус нежного дыхания.
– Но почему ангел? – спросила мисс Люсинда. – Во мне нет ничего особенно ангельского.