Змей Горыныч и Клубок Судьбы
Шрифт:
— Ого! А по вашим?
— Я мужчина в самом расцвете сил, больше я тебе ничего не могу сказать.
— А в каком возрасте бывает расцвет сил? — осторожно поинтересовался юноша.
— В любом! Во всяком случае, у меня. Я о себе знаю гораздо меньше, чем об окружающих. Но сейчас речь не обо мне — о тебе. Как у тебя с памятью?
— По утрам трудно вспомнить. И постоянное ощущение, что это уже было.
— Дежавю.
— Наверное. Я, правда, не знаю, что это такое, дежавю.
— То самое ощущение. Сегодня было сложнее вспомнить
— Кажется, проще. Странно даже. В прошлые разы вспоминать было очень трудно…
— Я пока твои воспоминания на свой жесткий диск поместил. Так тебе хоть чуточку легче будет. По-хорошему, надо тебе собственный жесткий диск создать. Но это дело не одного дня. Успеть бы сегодня твою карту памяти сделать. Большое подспорье для вспоминания, сам проверял.
Иван разинул рот. Столько непонятных слов за раз он еще никогда в жизни не слышал. Горыныч понимающе кивнул:
— В процессе объясню. У нас мало времени. Нужно успеть до перезагрузки, а то придется начинать все сначала. Идем! — он развернулся и бодро зашагал вверх по лестнице.
Глава 17
Весь второй этаж занимала библиотека. От пола до потолка высились полки, заставленные книгами: тонкими, толстыми, очень толстыми, разных размеров и цветов. Все их объединяло одно — потертые, выцветшие корешки. Ни одной новой. У единственного, зато громадного — во всю стену — окна стоял стол. На столе лежала единственная новая книга, открытая на середине. Даже от входа можно было увидеть, что эта книга еще не закончена.
— Ты пишешь книгу? — удивился Иван.
— Две. В условиях вечного сегодня это весьма непросто. Приходится каждый раз копировать на жесткий диск, чтобы не пропала при перезагрузке.
— Да что это за диск такой?
Горыныч молча раздвинул халат. На груди его на тонкой цепочке висел тщательно отполированный круг белого металла. Цепочка проходила через большое отверстие точно в его центре.
— Это моя память, — пояснил ящер, — сюда я копирую всю информацию, чтобы помнить после перезагрузки.
— Какой перезагрузки?
— Той самой, после которой снова наступает сегодня.
— Это когда новые сутки начинаются, что ли?
— По моим подсчетам где-то между без пяти шесть и шестью часами утра. В это время все спят. Я несколько раз пытался отследить момент, и знаешь, что? Я просто снова просыпался у себя в постели! С тобой ведь происходит то же самое?
Иван кивнул. Ему вспомнились все попытки не возвращаться к Соколу. И ведь действительно, он каждый раз просыпался в гостях у приглядывающего.
Юноша огляделся. Он шарил взглядом по полкам. И вот оно! Толстенный талмуд Якова Хилого «Знание = Сила»!
— У меня снова это, как его, ведаю ж!
— Дежавю, — поправил Горыныч, — ничего, привыкнешь.
— Да нет! Я словно дома очутился, в отцовской библиотеке…
— Так ты потомственный чародей! Занятно. Но все — потом, сейчас — дело. Пойдем
Ящер шагнул к неприметной дверце среди полок и поманил Ивана за собой.
— Устраивайся поудобнее, — указал он на грубый стул в углу, — разговор будет длинный.
Иван с сомнением посмотрел на предложенное место. Больше всего стул напоминал пыточное приспособление, виденное им однажды на картинке. Других картинок он тогда рассмотреть не успел — отец отобрал увлекательную книгу о пытках и запретил подходить даже к полке, на которой та стояла. Саму книгу и еще несколько, не менее интересных для молодых людей Иванова возраста, отец тогда унес к себе в кабинет и хорошенько спрятал.
— Так надо, — быстро понял сомнения юноши хозяин, — это только для того, чтобы ты не слишком шевелился, пока я составляю твою карту памяти и закрепляю ее. Собственно, пока я буду составлять, тебе не обязательно в него садиться. Надеюсь, до обеда управимся.
Иван покорно уселся. На удивление, стул, всем своим видом кричащий о неудобстве, оказался комфортным, с мягкими подушечками на сиденье, спинке и подлокотниках. Но широкие кожаные ремни все же заставляли поежиться.
Горыныч устроился за рабочим столом. Из ящика он достал большую таблицу из букв и цифр и поставил ее перед собой. Затем придвинул к себе стопку бумаг и чернильницу с пером:
— Сейчас я буду задавать вопросы. Много вопросов. Отвечай быстро, не задумываясь. Если колеблешься, говори «дальше». Понятно?
Иван сглотнул и кивнул.
— Начали. Имя? Дата рождения? Цвет? Вкус? Имена родителей? Время суток? День недели? Имя девушки?
До последнего вопроса Иван исправно давал ответы. Но на имени девушки споткнулся. Горыныч, сверявшийся с таблицей и записывающий на листке какие-то цифры, строго глянул на юношу.
— Дальше, — неуверенно выдавил тот.
Ящер быстро поставил ноль и продолжил:
— Животное? Растение? Погода?…
Вопросов было очень много. Все они звучали коротко и требовали столь же коротких ответов. Вскоре Иван перестал различать слова — что Горыныча, что свои. Звуки постепенно превратились в монотонный гул. Картинка перед глазами начала расплываться, контуры предметов затуманились. Все перед взором превращалось в разноцветные пятна. А Горыныч все бубнил и бубнил что-то. И Иван бубнил что-то в ответ. Кажется, он все чаще повторял «дальше», пока это слово не стало единственным ответом.
Сколько продолжался этот странный диалог, юноша сказать не мог. Краешком сознания он пытался уцепиться за реальность, но соскальзывал и все глубже погружался в странное состояние. В конце концов, он плюнул и перестал сопротивляться. И тут же из прекрасного водоворота, казалось окончательно поглотившего Ивана, вырвал вопрос. Четкий и понятный.
— Число?
— Девяноста два!
Повисла тишина. Иван обалдело моргал, приходя в себя.
— Девяноста два? — медленно переспросил Горыныч.