Змей Горыныч
Шрифт:
– Потому что иначе мы пропадём. Я много дней в страшной опасности для себя жил среди беженцев. Должен сказать, он живут в ужасных условиях, каждый день кто-то умирает, дети умирают с голоду. Люди в отчаянии, и больше всего винят в своих бедах хозяев города. Евпатий хитёр, как лис, он давно знает об этом, и не боится, потому что народ массово принимает христианство, они теперь единоверцы богатырей. А вот нам придётся туго, если мы не сплотимся. Христиане отлично сплочены. Их веры позволяет им переносить страдание, она обещает им справедливое посмертие и справедливый Божий суд в конце времён.
– Про какой ещё суд богов ты говоришь?
– Не
– Сейчас почти вся городская чернь – это христиане, - тревожно вымолвила Ольга, - если они взбунтуются, то богатырей не тронут, а вот нас погубят.
– Да, это так, - согласился Всеволод, - Евпатий не знает, как остановить грядущий бунт, но он придумал, как самому избежать народного гнева.
– Если он сам с ними ни заодно.
– Лучший способ избежать народного гнева – это победить упырей, - рассуждал Ростислав, - а потом мы уже вычистим всю эту чернь из города.
– Легко сказать, - скептически улыбнулся Всеволод.
– Положитесь на меня. Я знаю, как заставить вурдалаков убраться отсюда.
– Расскажешь про свой план?
– Чем меньше людей о нём знает, тем лучше. Но я всё вам расскажу в своё время.
И с этими словами Ростислав, довольный собой, отправился к себе в покои. Теперь оставалось лишь дождаться ночи. Все части плана уже были осуществлены, всё, что необходимо было сделать, было сделано. Оставалось только ждать. Ростислав размышлял о своём брате Айрате и почему-то не ощущал к нему ничего, кроме насмешки. А ведь когда-то он боялся своего старшего брата и подчинялся его власти. Вскоре улица погрузилась во мрак, и юный сын Змея выбрался один из дома, рискуя наткнуться на каких-нибудь ночных злоумышленников. Ростислав укутался в плащ, под которым скрывалась плотная кольчуга. По тёмным дворами расхаживала городская чернь, наводя своим видом ужас на случайных прохожих. Ростислав закрылся плащом так, чтобы не видно было его лица, и в таком виде пробирался всё дальше от дома в одному лишь ему известном направлении. Он растворился во мраке, слился с ним, и теперь даже самый зоркий глаз не смог бы разглядеть его во тьме. Сын Змея был уже у городской стены, где принялся открывать тайный ход. Вскоре он оказался перед рвом, из которого доносилась ужасная вонь тлеющих мёртвых тел упырей.
– Ты здесь? – спросил, закрывая плащом нос, Ростислав.
– Да, я здесь, владыка, - послышался голос из темноты, а затем один из мертвецов во рву встал на ноги и вошёл в город. Это был Пафнутий – ручной вурдалак Змея Горыныча. Сколько лет он прожил в городе, посаженный на цепь, словно дикий зверь. Всем своим существом он вызывал у Ростислава отвращение, но сейчас упырь сделал всё, как нужно. Он вернулся, а, значит, не предал своего хозяина.
– Ты принёс, что я тебе велел? – спрашивал Ростислав.
– Принёс, - отвечал Пафнутий, доставая откуда-то из складки своей бедной одежды огромный ключ.
Ростислав спешно вырвал ключ у него из рук. С виду
– Ты молодец, Пафнутий, - проговорил сын Змея, - не забыл ещё свои колдовские навыки. Провёл самого Инвисибия. Ладно, закрывай потайной ход и пойдём.
Упырь покорно выполнил приказание. Но когда они стали приближаться к погребу, служившему темницей для Пафнутия, то возроптал.
– Владыка, прошу, не надо, - твердил он, - я сделал всё, как ты просил. Ты обещал, что освободишь меня.
Но Ростислав с силой втолкнул его в погреб.
– Как же ты стал жалок, Пафнутий. Рассказывали, что когда-то ты был грозным колдуном, а теперь, посмотрим на себя. Мерзкая скотина. Ты даже не сопротивляешься. Зачем тебе свобода? Тебе нравится рабство.
И с этими словами Ростислав опустил дверь погреба, а затем повесил на неё цепь. Сын Змея был доволен собой и направился домой. У него получилось, он справился, и теперь упыри непременно пойдут на мир на его условиях. В ту ночь Ростислав с трудом смог заставить себя заснуть, мысли роились у него в голове, словно пчёлы. Он представлял, как завтра пойдёт к Евпатию, во сне он видел свой триумф. Но сон его был оборван диким женским криком. Ростислав очнулся и рефлекторно схватился за меч. В доме кто-то был, это кричала его мать. Сердце тревожно заколотилось в груди юного чародея, он вспомнил про отчаянных беженцев, про которых говорил Всеволод, и готов был перерубить всех, кто посмеет посягнуть на его жилище. Но вместо плохо пахнущей черни Ростислав увидел в покоях Ольги тело матери, лежащей в крови в своей собственной постели, а над ней склонилось существо с перепачканным в крови ртом. Чародей на мгновение лишился рассудка, он дико закричал и набросился на не званного гостя. В момент Ростислав отсёк ему руку, и существо взвыло от дикой боли. Юноша лишь на мгновение взглянул на свою мать и тут же побледнел от ужаса, а затем, что было сил, закричал:
– На помощь!
Этот крик словно пробудил не званного гостя, и тот направился к выходу. Ростислав взглянул на него и к своему удивлению ужасу узнал в нём Пафнутия.
– Ты? – взревел от боли чародей, - что ты сделал?
– Вот видишь, я сопротивляюсь, - отвечал упырь, пытаясь улыбнуться, - не так уж я и ничтожен. Столько лет я сидел на цепи у твоего отца, словно пёс. Ты ещё не родился, когда я попал в рабство. Вы смеялись и издевались надо мной, когда были детьми. И теперь, ты, мальчишка, называешь меня рабом.
Пафнутий чему-то дико расхохотался, он уже не собирался убегать, хоть и был безоружен и без одной руки.
– Ты! – прокричал Ростислав, надеясь криком заглушить боль в груди, и от того крик был похож на рёв раненного зверя – ты умрёшь!
И одним ударом меча он отрубил ногу упырю. Тот упал на пол и беспомощно пополз. Ростислав с болью глядел на свою мать, она была мертва, покусана, убита, она не заслужила такой ужасной смерти. Это жалкое ничтожное создание уничтожило её. Ростислав отсёк ему вторую ногу. Ему нравилось смотреть, как мучается это существо. Но теперь Пафнутий даже не закричал.