Змей – история одного злодея
Шрифт:
– Детство ваше кончается, будьте осторожны.
Мы подумали, это очередное его нравоучение, и поехали отдыхать, как всегда, молодые и богатые пацаны. Но тот день, когда мы вернулись в часть, мы запомнили надолго. Я бы сказал, на всю нашу оставшуюся жизнь. Мы в этот раз решили отдохнуть в парке Горького, там было колесо обозрения и много чего удивительного для нас. И мы с Курского рванули на метро. Там, весело болтая, шли по Крымскому мосту, и уже на площади перед входом в парк произошло нечто, что сломало наше сознание навечно. На площади стояли три черных “«Волги”», на которые мы поначалу и не обратили внимания. Мы прошли мимо и уже почти дошли до входа в парк, как вдруг сзади мне на голову был одет мешок и я получил удар в основание черепа. Ускользающим сознанием
Очнулся я в полной темноте, подвешенный за больно связанные руки. Все тело болело, но меня не били. Тело болело от вывернутых рук и того, что я висел в этом положении, видимо, уже больше получаса. Руки были связаны очень хорошо, вырваться было невозможно. Я тогда висел и думал, как же так произошло, что нас вот так среди бела дня повязали практически в центре Москвы. Где мы сейчас находимся и что нам с этим делать?
Потом я услышал впереди какой-то шорох, и вдруг яркий свет загорелся впереди меня и раздался голос:
– Фамилия, имя, отчество, номер части?
– О чем вы, я не понимаю.
– Не надо валять дурочку, повторяю вопрос: фамилия, имя, отчество, номер части?
– Сапрыка Дмитрий Анатольевич, но ни в какой части я не служу.
Я понял, что, кто бы меня ни задержал, говорить про академию КГБ я не имею права ни при каких обстоятельствах. А Ф.И.О. я назвал из своего последнего занятия по запоминанию своих сценариев. Там я выбрал Ф.И.О. сам.
Дальше начался самый настоящий ужас. Меня кололи по-настоящему, ровно так же, как нас учили на занятиях, сейчас все это применялось ко мне. Меня били с чувством, с толком, с расстановкой, не оставляя синяков, но очень больно. Я понял, что убивать меня тут не будут и калечить тоже. Это была проверка, я понял это на втором заходе. Но я не понимал ни смысла, ни целей ее. Но в одном был уверен: ни при каких обстоятельствах я не должен называть своих правдивых данных. Поэтому я старался, как мог, выдумывая легенду на ходу. Сейчас я даже уже не могу вспомнить то, что я тогда плел. Меня сняли с крюка и усадили за стул, предложив чаю. По оперативным урокам я понимал, что это только начало, сейчас как бы дают поблажку, чтобы я расслабился. Потом меня опять повесили, опять били, потом опять сняли и опять предложили чаю. Но потом в камеру, где я был, зашел Снегирь.
– Ну теперь ты понял, что детство кончилось?
– Да, так это все занятие?
– В этот раз да, это была проверка, но ведь это могли быть и не наши. Теперь давай разбор полетов, где вы и как накосячили.
И Снегирь начал мне показывать фотографии и рассказывать, где и как нас вели и наблюдали. Фотки были прямо от выхода с части по всем нашим путям в Москве. Даже тот водитель, на той самой моей первой “«Волге”», оказался подставным лицом. И мы получили выговор за то, что говорили о службе в самой машине.
– Вы должны быть на полном контроле, где бы вы ни находились. Сейчас вас взяли в качестве оперативного урока, но могли бы взять и не мы.
– А кто бы нас смог взять тут, в Москве?
– А ты что, думаешь, некому? Если бы тебя тут ломали в этом подвале не мы, по щадящей программе, а ребята посерьезней, с целями совсем не образовательными, сколько бы ты тут выдержал?
– Ну я бы долго выдержал.
– Не хорохорься, ломали еще не таких, как ты, а гораздо крепче. Ты пойми, что есть у них это время, им не нужно спешить. А за два-три года можно стереть сознание у кого угодно.
– Два-три года?!
– Сейчас уже другая война, это тебе не Великая Отечественная, когда нужно срочно добыть информацию, это война, которая идет все время и будет идти всегда. Эта война шире границ конкретных государств и конкретных политических строев.
Он много мне тогда чего рассказывал, но что тогда действительно произошло, так это кончилось детство. Все следующие наши увольнительные и просто походы уже никогда не были просто так. Мы стали смотреть на любую машину и на любого человека, который шел впереди или шел позади. Тогда я только понял, как серьезно относились к нашей подготовке. В общем, все,
На “«губу”» нас посадили втроем, и двое суток мы обсуждали друг с другом, что мы увидели и как мы провалились. Как кого пытали, и кто сказал какую легенду. Потом я понял, что даже эта посадка на “«губу”» тоже была частью воспитательной работы. Николай больше всего переживал за то, что Снегирь его укорил: “«
Что ж ты не сбежал-то? У тебя ведь была возможность.
– Какая возможность?
– Твой узел на руках был с изъяном, ты не мог этого не заметить”».
– Вот что я ему мог возразить, ребят? А узел реально был с изъяном, я смог бы его снять сразу, но решил осмотреться, а Снегирь мне говорит: “«
Если выпадает шанс, им нужно пользоваться, поверь, второго шанса уже не будет. Можешь бежать? Беги!”»
А я ему говорю, но я, типа, не один же был? “«
А много ты им поможешь, пока висишь на крюке?”» Короче, укатал меня он, братцы, что ж мы, лохи такие. Ведь могли бы все себе испортить.
Вот в таком вот ключе мы и провели двое суток, обсуждая детали и стратегию дальнейшей жизни.
Второй год моих занятий отличался от первого. Там уже не было коллективных занятий и лекций, было существенно больше практики и занятий в небольших группах. Наша тройка, которая сложилась в самом начале обучения, не разбивалась. Иногда к нам добавляли одного-двух, потом убирали. Но занятия шли. Но правила становились все сложней и жестче. У нас были и настоящие, неучебные занятия, мы сами участвовали в наружке, и лучше всех из нас троих это получалось у Николая. У меня все дальше и дальше шли языки. Снегирь говорил:
– У тебя два пути: разведка и МИД, если надоест оперативная работа, то туда тебе сам бог велел идти.
Но в МИД я не попал, мой путь удивил меня самого, но все-таки дальше по порядку.
Потом было распределение. Про этот день в училище ходили легенды. Не удивлюсь, если все эти легенды придумали сами преподаватели. Но легенды ходили настолько разные, что “«распред”» можно получить прямо в трамвае на практическом занятии и чуть ли не на этом трамвае уехать в США для выполнения задания. Типа могут и в космос отправить на секретное задание, а могут и на Луну, могут в США. У меня, в общем-то, не было сомнений, что мое распределение будет на Ближнем Востоке, как, -собственно, и у всей нашей тройки, потому что все мы учились в той языковой группе.
Но день распределения как таковой и не наступил. Было несколько собеседований с разными странными личностями в течение недели, вна которых задавали разные, очень несвязные вопросы. А потом вдруг нашу тройку вызвали и вручили нам паспорта и билеты. Тогда же мы получили инструктаж. Нас направляли в Пакистан, где у каждого из нас была своя роль, но основной целью была разведка и поиск схем перемещения оружия и денег в сторону Афганистана. Добираться до Пакистана мы должны были разными путями, и каждый из нас должен был устроиться и выполнять свою задачу. У каждого из нас был свой связной с центром. В общем, система была совершенна. Никто не знал до конца всей цепочки и всех разведчиков. Наша группа была подобрана по полученным специализациям. Петр и Николай по легенде – турки, прибывшие как гастарбайтеры. Я по легенде был пакистанцем с Гилгилт-Балтистана, там достаточно часто встречались метисы арабов с корейцами, и моя внешность не сильно выделялась. Знание пушту и фарси делало меня очень ценным кадром. Петр получил специализацию взрывника, а Николай с трудом изъяснялся на фарси, но у него были лучшие показатели по наружному наблюдению. Он все время показывал лучшие оценки на занятиях в Москве и по обнаружению “«хвостов”», и по слежке. В общем-то, наша тройка была на все руки мастер.