Змей

Маккарти Моника

Его губы целовали ее подбородок, шею, смакуя каждый дюйм нежной и бархатистой кожи. Господи, она была сладкой. Амброзия для человека, который голодал слишком долго.

Лахлан обхватил Беллу за ягодицы, плотнее прижимая ее к пульсирующему члену. Он хотел прижать ее еще теснее, хотел почувствовать ее кожей, хотел прижаться членом к ее интимному месту, хотел восхитительного трения тел, движущихся вместе. Лахлан качнулся к Белле, и чуть не выпрыгнул из своей шкуры, когда она прижалась к нему.

Белла прижалась к нему так сильно, что ее сладкий женственный холмик

терся о его член, и Лахлан не знал, как долго он еще выдержит. Ему было так хорошо. Дразнящий намек на то, каково это быть внутри нее. Двигаться внутрь и наружу. Туда и обратно. Наносить удары. Найти идеальный ритм. Он мог бы сказать по тому, как она двигалась, что они невероятно подойдут друг другу. Ничего похожего он никогда еще не испытывал.

Лахлан опустился на нее, его член прижался к ее расщелине. Отлично. Прямо так. Он уперся в нее чуть сильнее. Господи! Пот выступил на лбу от сдерживаемого желания. Лахлан чувствовал, что сейчас взорвется. Тепло разлилось в паху, собралось у основания позвоночника, заставляя сжиматься ягодицы.

Он хотел войти в нее. Хотел выкрикнуть ее имя, когда погрузился глубоко в нее, и будет обладать каждым дюймом ее тела, утверждая свои права на нее в самом интимном смысле.

Лахлан начал действовать быстрее, он себя уже не сдерживал. Его тело было в огне. Он слышал, как ускоряется дыхание Беллы и знал, что она чувствовала то же самое. Настойчивую необходимость, которая обрушилась на них обоих. Ничто не встанет между ними. Нет мужа, чтобы остановить ее. Белла была свободна. Она принадлежала Лахлану.

Его губы пробежались по нежной, чувствительной коже ее шеи. Он провел по ней носом, затем языком, покрыл поцелуями.

Руки Лахлана скользнули от ее тонкой талии до груди. Вспышка чистого вожделения пронзила его, когда мягкие холмики плоти наполнили его ладони. Он чувствовал ее соски, прижавшиеся к его груди, словно два камешка. Лахлан не мог остановиться. Груди Беллы были невероятными. Пышными. Упругими на ощупь. Ему хотелось мять, ласкать, поднимать идеально круглую плоть руками и перекатывать тугие вершинки ее сосков между пальцами.

Мягкий вздох удовольствия, вырвавшийся из ее приоткрытых губ, подстегнул его. Лахлан должен был попробовать ее. Узнать вкус ее обнаженного тела. Он хотел сжать губами эти затвердевшие сочные соски и втянуть их в рот. Обвести их языком и покусывать их.

Лахлан собирался взять ее. Знание молнией ударило в него. Наконец, после двух лет желания, она могла принадлежать ему.

Он сдвинулся ниже, перемещаясь к расстегнутому вороту ее рубашки. Раздвинул ткань подбородком и уставился на бледную, светло-кремовую кожу…

Лахлан застыл. Все внутри него резко остановилось - дыхание, колотящееся сердце, бушующие страсти.

Его рассеянный взгляд стал острым.

Выпрямившись, он отодвинул ткань, разрывая ворот ее рубашки, чтобы лучше видеть. Но не было никакой ошибки. Темные синяки омрачали кремовое совершенство кожи вокруг ее правой груди.

Отпечатки.

Его сердце снова стало биться. Громче. Тяжелее. Страсть

сменилась другим первобытным желанием - убить.

Белла, должно быть, поняла, что привлекло его внимание, потому что она резко вдохнула и вцепилась в края рубашки, пытаясь прикрыться.

Но Лахлан не позволил ей. Он схватил Беллу за руку, заставляя посмотреть на себя.
– Кто это сделал? – Леденящим холодом повеяло от его голоса, голоса одного из самых страшных и опасных горцев.
– Кто тебя обидел?

Белла попала в другой мир. Перенеслась в мир чувств и ощущений, которых она никогда не испытывала прежде. Тепло его поцелуя. Давление его рук. Почувствовала свое тело прижатым к нему. Этого всего было слишком много.

Белле было слишком хорошо.

Белла была одна слишком долго, и ее тело ответило. У нее не было сил сопротивляться. Тюремное заключение ослабило ее больше, чем она хотела признать. Белла была слаба. Нуждалась в чем-то. А Лахлан был силой.

Но Белла знала, что это не только лишение свободы заставило ее отреагировать с такой силой. Это был Лахлан. Он один имел власть над ней, он один мог превратить ее в безмозглую распутницу.

Белла никогда не реагировала так ни на кого. Она не поняла этого тогда, и не понимала этого сейчас.

Какая разница. Ее это больше не волновало.

Белла предалась ощущениям. Пусть он ее поглотит. Пусть он заберет ее, куда хочет. Белла ничего не ощущала так долго, а он заставил ее снова почувствовать себя живой.

Лахлан пылал страстью, целовал ее и прикасался к ней, и только Белла подумала, что мельком увидела кусочек рая, как ее резко вернули обратно на землю. Кто тебя обидел?

Белла собрала разорванные края рубашки, пожалев, что ее потрепанную гордость нельзя так же легко собрать.

– Неважно, - сказала она, пытаясь отвернуться.
– Это тебя не касается.

Но Лахлан не позволил ей. Он схватил Беллу за руку и повернул к себе. – Меня это уже коснулось.

Его ровный голос не обманул Беллу. Лахлан был в ярости. Взглянув на него из-под ресниц, она увидела страшные прищуренные зеленые глаза наемника. Каждая его частичка была ожесточенной и беспощадной, как она это помнила. Скрытые опасности, которые окружали его, все еще присутствовали.

Белла не понимала, что Саймон оставил следы. Он пришел к ней задолго до рассвета. Ее предстоящий отъезд исчерпал весь репертуар его попыток принудить ее к близости с ним. Саймон обещал, что ее не заставят принять постриг, если она позволит быть с ней. Когда Белла отказалась, его “убеждение” стало физическим. Он сжал и скрутил ее грудь своей звероподобной рукой, грязно ругал ее, пока она еще могла дышать, а потом попытался вклиниться между ее ног.

На мгновение, Белла подумала, что он не остановится. Что угроза изнасилования, которая висела над ее головой, как топор, наконец, упала. Она стояла заледеневшая, позволив ему притиснуть себя к каменной стене, думала, что будет раздавлена, но, в конце концов, Саймон отпустил ее.