Знак бесконечности
Шрифт:
Три месяца после возвращения из Англии прошли на автопилоте. День да ночь — сутки прочь. Особенно сентябрь и октябрь, когда меня трепал такой чудовищный токсикоз, что было страшно отходить от туалета. Я почти ничего не ела, похудела на шесть килограммов и выглядела, по словам соседки Марины, как узница Освенцима.
В общем, все было, как у Маргарет. Только вместо мерзкого кислого пойла из сушеной вишни — большая коробка «токсикоз-коктейля». Ее на следующий день привез Федька. Из одного пакетика порошка, противно пахнущего аптекой,
В тот первый вечер мы вообще ни о чем не разговаривали. Я наплакалась и уснула, а утром его, разумеется, уже не было. Виски так и осталось в чемодане.
Первое, что я сделала, встав с постели, — побежала уже знакомым маршрутом: поприветствовать фаянсового друга. Удивительное дело, в Скайхилле всю последнюю неделю меня постоянно мутило, и я с трудом заставляла себя есть, но ничего подобного не произошло ни разу — иначе вряд ли бы удалось скрыть свое положение.
Загрузив в себя немного жидкой овсянки и полчашки несладкого чая, я осторожно — чтобы не расплескать — доползла до дивана, легла и задумалась.
Ситуация складывалась катастрофическая. Было совершенно очевидно, что при таком самочувствии работать над заказом, который нашел Федька, я просто не смогу. Если вытряхнуть все заначки, можно было прожить сносно месяц или — очень скромно — два. Но, по идее, через два месяца токсикоз уже должен был закончиться. О том, что некоторые несчастные страдают от него до самых родов, я думать себе запретила. Равно как и о том, что через два месяца никаких заказов могло и не быть.
На самый худой конец я могла попросить денег в долг у Люськи, но делать этого категорически не хотелось. Хотя бы уже потому, что она потом откажется брать их назад.
Впрочем, острее стоял другой вопрос: что практически делать с собой. Ждать, что станет лучше, смысла не имело. Надо было как-то собирать себя веничком на совочек и нести к врачу. Притом, что обзавестись «своим» гинекологом до тридцати с лишним годочков я так и не сподобилась, а запись в консультации — недели за две.
Вообще я готова была думать о чем угодно — лишь бы не пускать в голову мысли, которым вход туда был категорически запрещен. Как Хома Брут, который очертил вокруг себя круг мелом: чур, я в домике. Пока получалось, но я прекрасно понимала: прошли всего какие-то сутки, очень скоро «заморозка» отойдет, и тогда начнется такое…
В самый разгар моих раздумий раздался звонок. Пробравшись в прихожую сквозь черные разводы перед глазами, я увидела в глазок Федьку с большой сумкой.
— Я вчера так в магазин и не сходил, извини, — сказал он, даже не поздоровавшись. — Вот, привез тут тебе кое-чего.
— Спасибо, не стоило, — прошелестела я.
— Еще как стоило. Ты же наверняка ничего не ела.
— Кашу варила, — тут я порадовалась, что не помыла тарелку, по которой были размазаны две трети
— Ладно, сделаю вид, что поверил.
Он выгрузил продукты, сложил в холодильник, повернулся ко мне:
— Ну, давай, рассказывай.
Я села на кухонный диванчик и положила голову на стол.
— Не надо, Федь, ладно?
Он сел рядом, провел рукой по моим волосам, вздохнул:
— Да нет, Света, не ладно. Что делать собираешься?
— В консультацию идти, что еще, — пробормотала я, не глядя на него.
— Это ежу понятно, — поморщился он. — А дальше? Автор проекта в курсе? Ага, ясно. Либо не в курсе, либо как раз наоборот очень даже, но не при делах. И что-то мне подсказывает: счастливый замуж в Англию тебе не грозит.
Я молчала, как партизан на допросе. Очень хотелось послать его ко всем чертям и выставить за дверь, но сейчас я, наверно, даже кота не смогла бы прогнать — если бы он у меня был.
— Ладно, одевайся, поехали, — сказал Федька.
— Куда? — удивилась я.
— Как куда? В консультацию.
— Не поеду, — захныкала я. — Потом. Сама схожу. Когда получше будет.
Федька молча взял меня за руку, заставил встать и повел в спальню.
— Лучше тебе будет еще очень нескоро. Насмотрелся я на эти дела. Так что не капризничай, поехали.
Он стоял в дверях и смотрел на меня взглядом, который я никак не могла расшифровать. Было в нем что-то… непростое.
— Выйди, — попросила я.
— А то не видал я тебя голую, — фыркнул Федька, но все-таки вышел.
В консультации мне предложили записаться на прием — ну да, через две недели, но Федька моментом построил регистратуру, и через пять минут я уже сидела перед кабинетом с талончиком. Осмотр, расспросы, заполнение карточки, направления на анализы…
В машине я растерянно перебирала весь этот ворох бумаг, когда Федька коротко поинтересовался:
— На аборт?
— Нет, — отвечать не хотелось, но и отмолчаться вряд ли получилось бы.
— Значит, будешь рожать, — сказал он задумчиво. — Понятно.
— А тебе на работу не надо? — вяло огрызнулась я.
— Моя работа, в отличие от твоей, прекрасно работается без моего присутствия. Если что — позвонят.
Федька довел меня до квартиры, переждал очередной мой сеанс общения с ихтиандром, приготовил коктейль («До вечера выпить весь!») и уехал. А я написала Люське, что жду ее в скайпе.
По правде, скайп я ненавижу. И вообще из всех видов общения признаю только личное и письменное. Голос отдельно от его обладателя вызывает у меня необъяснимое чувство то ли страха, то ли отвращения. Поэтому телефонные разговоры — это нечто вроде моей фобии, и по возможности я стараюсь их избегать. А скайп хоть и с изображением, но это мало что меняет. Даже хуже. Вроде бы живой человек — говорит, двигается, рожи корчит… и все равно иллюзия. Но Люська никогда не любила писать, поэтому приходилось терпеть.