Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Шрифт:
Естественно, Хемингуэй страшно возмутился подобной оценкой и, когда столкнулся в издательстве «Скрибнерс» с Максом Истменом, то пустил в ход свои боксерские кулаки. Потом Хемингуэй всем рассказывал, как он «наказал» Истмена, и показывал книгу с кровавым пятном на одной из страниц как доказательство своей победы. Ну, что тут сказать? Действительно, писатель-боксер.
Пожалуй, следует привести и отрывок из письма Хемингуэя Роберту Кантуэллу, американскому писателю и критику, от 25 августа 1950 года: «Дорогой Боб… Я беспокоился и ждал твоих книг. Ты был моей главной надеждой в американской беллетристике… что касается неприятных сторон известности… Вот примерно как это бывает: в ночных клубах незнакомые
Нельзя же все время сидеть дома, но стоит выйти, и, как только что-нибудь случается, газеты тут как тут. Они почему-то не пишут ни о том, что ты встаешь на рассвете и принимаешься за работу; ни о том, что никогда не отказываешься послужить своей стране; ни о том, что ты сам, твой брат и старший сын были ранены на последней войне; ни о том, что оба твои деда сражались и были ранены в гражданской войны (в США 1861–1865 годы. — Ю.Б.); ни о том, что ты был ранен врагом 22 раза, из них шесть раз в голову, и тебе прострелили обе ноги, оба бедра и обе руки, ни о том, что твоя единственная цель — быть лучшим американским прозаиком… Я никогда не был святым, Боб, и в наш век жить куда труднее, чем в средние века, а ведь я прожил в нем полсотни лет да плюс еще год. И, может статься, скоро сенатор Маккарти, да провались он в преисподнюю, решит, что со мною пора кончать… Я стараюсь писать как можно лучше и мало что знаю о наших предках и не пытаюсь романтизировать их, как это делает Фолкнер…»
И в приписке письма: «Боб, дорогой, пожалуйста, не говори никому и не пиши о том, сколько раз меня ранило. Я просил „Кейп“ и „Скрибнерс“ (американские издательства. — Ю.Б.) не распространяться о моей военной службе — мне это неприятно и портит все, чем я горжусь. Я хочу, чтобы меня знали как писателя, а не как охотника, бузотера или выпивоху. Я хотел бы быть честным писателем, и пусть меня судят как такового».
Хемингуэй постоянно пытался разделить свой образ писателя и человека. И всегда возмущался, когда ему что-то навязывали, в частности с теориями Карла Маркса: «Нет, я не могу читать Мавра, — говорил он, — он только испортит мой стиль. Оглянуться не успеешь, как я начну употреблять такие слова, как прибавочная стойкость, абсолютное и относительное обнищание пролетариата, диктатура пролетариата и так далее».
В письме к своему русскому поклоннику, пропагандисту его творчества и переводчику Ивану Кашкину Хемингуэй писал в августе 1935 года: «…Я не могу быть сейчас коммунистом, потому что я верю только в одно: в свободу. Прежде всего я подумаю о себе и о своей работе. Потом позабочусь о своей семье. Потом помогу соседу. Но мне дела нет до государства. Оно до сих пор означало для меня лишь несправедливые налоги…»
И далее в письме: «Писатель — он что цыган. Он ничем не обязан любому правительству. И хороший писатель никогда не будет доволен существующим правительством, он непременно поднимет свой голос против властей, а рука их всегда будет давить его. С той минуты, как вплотную сталкиваешься с любой бюрократией, уже не можешь не возненавидеть ее. Потому что как только она достигает определенного масштаба, она становится несправедливой…»
«Единственная награда писателя в том, чтобы хорошо делать свое дело, и это достаточная награда для каждого. Нет для меня зрелища недостойнее того, чтобы человек пыжится, стараясь попасть во Французскую академию или в любую академию…»
Читаешь признания Хемингуэя, а перед глазами возникают картины награждения
«Вы, должно быть, не пьете. Я заметил, что вы с пренебрежением отзываетесь о бутылке. Я пью с 15-летнего возраста, и мало что доставляло мне большее удовольствие. Когда целый день напряжение работала голова и знаешь, что назавтра предстоит такая же напряженная работа, что может отвлечь мысль лучше виски и перевести ее в другую плоскость?.. Я лучше откажусь от ужина, чем от стакана красного вина с водою на ночь. Только в двух случаях пить нехорошо — когда пишешь и когда сражаешься. Это надо делать трезво…»
Хемингуэй много и охотно говорил о литературе и о том, как он работает. «Писать хорошо — значит писать правдиво. А правдивость рассказа будет зависеть от того, насколько автор знает жизнь и насколько добросовестно он работает, чтобы, даже когда он выдумывает, это было как на самом деле…» «Никто толком не знает, что такое воображение, кроме того, что мы получаем его задаром. Может быть, оно заложено в наследственном опыте. Вполне вероятно. После честности это второе качество, необходимое писателю…»
Совет: «Всегда останавливайтесь, пока еще пишется, и потом не думайте о работе и не тревожьтесь, пока снова не начнете писать на следующий день». «Не думайте о работе. Как только начнете думать об этом, сейчас же одергивайте себя. Думайте о чем-нибудь другом. Этому непременно надо научиться». Думать о другом, это, наверное, думать о спорте, о рыбной ловле и женщинах?..
Кто-то спросил Хемингуэя, как узнать, есть ли талант или нет? Папа Хэм ответил: «Пишите. Поработайте лет пять, и если тогда поймете, что ничего из вас не выходит, застрелиться всегда успеете» Мысль о роковом выстреле, очевидно, никогда не покидала Хемингуэя.
И последняя главная цитата: «О том, как надо создавать художественное произведение, правил нет. Иногда оно пишется легко и достигает совершенства. Иногда процесс этот подобен сверлению скалы, а затем подрыву ее с помощью заряда». Взрывайте, любители литературы, взрывайте!..
Хемингуэй и женщины
Если обратиться к книге «Интимная сексуальная жизнь знаменитых людей», вышедшей на Западе в 1981 году, то в главе о Хемингуэе можно прочитать следующее:
«…Во время близости с женщинами Хемингуэй не любил пользоваться предохранительными средствами. Он всегда предпочитал иметь дело с такими женщинами, которые „были бы согласны идти на риск“. Во время сексуального акта Хемингуэй часто бывал не на высоте, а иногда даже страдал от импотенции, которую вызывали частые возникающие стрессовые ситуации.
Хемингуэй любил хвастать своими сексуальными возможностями, уверяя, что его любовницами было множество женщин, включая Мату Хари, итальянских графинь, греческую принцессу и проституток, с которыми он особенно часто имел дело в молодости и в те годы, когда жил в Гаване. На самом деле Хемингуэй был гораздо более целомудренным человеком, а его отношение к сексу было иногда даже почти ханжеским. Ему часто снились Марлен Дитрих и Грета Гарбо, а в жизни он предпочитал красивых и послушных блондинок. Друзья и знакомые считали, что Хемингуэй просто пуританин, потому что он заметно краснел и стыдился, если к нему где-нибудь на улице обращалась с предложением проститутка, поскольку он считал, что любовью могут заниматься только влюбленные».