Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Шрифт:
Однако «на периферии событий» оставаться было невозможно, когда разразилась Первая мировая война. Как гуманист, Франс был раздавлен. «Думают, что умирают за родину, на деле умирают за промышленников», — с печалью констатировал писатель, «меня просто покидает разум; и больше всего меня убивает не злоба, людей, а их глупость», Франс жаждал гармонии, а увидел в мире жестокую бойню.
Не все оказалось благополучным и на личном фронте. Его связывала многолетняя дружба с мадам да Кайаве, которая с ним познакомилась, когда он был еще несмелым, неловким, занимался литературными, поделками, она заставила работать его по-настоящему, убедила заняться делом Дрейфуса, сделала знаменитым. Властная, слишком хорошо понимающая свои заслуги (муза-тиран), она в конце концов стала невыносимой, что и привело Франса к разрыву с ней, — так утверждает
Кстати говоря, Франс — один из немногих писателей-мужчин, относящийся ко всем нюансам женского существования очень внимательно. Он умел глубоко проникнуть в женский внутренний мир, и от этого все его литературные героини — Таис, Элоди, госпожа дез Обель, Атенаис, Роза Тевенен — не манекены в юбках, а живые, трепетные, вибрирующие существа. И каждая любит — мужа, сына, духовного наставника, Бога или любовника… и часто Бога, как любовника; любовника, как мужа… или сына… И при автор Франс не осуждает женщин. Он их понимает.
В начале XX века Анатоль Франс сблизился с социалистами, и социализм виделся ему как единственный положительной идеал будущего. Он горячо приветствовал русскую революцию 1905–1907 годов и стал даже председателем основанного им Общества друзей русского народа и присоединенных к России народов. Выступал на митингах и собраниях в защиту русской революции. Поражение русской революции было ударом для писателя.
В июле 1913 года Анатоль Франс приехал в Москву, — о, эта загадочная русская душа! — ему было жгуче интересно посмотреть на этот неведомый ему мир. Франс остановился в гостинице «Националь» и тотчас по прибытии, несмотря на усталость… «посетил Кремль, где побывал и в Гранавитой палате, и во дворцах, и в старинных соборах, осмотрел Царь-колокол и Царь-пушку…» — отмечал газетный репортер. Страстный книголюб, Франс много ходил по лавкам московских букинистов. Критик Абрам Эфрос, встретивший его в известной книжной лавке Старицына в Леонтьевском переулке, рассказывал, что «Анатоль Франс уверенными движениями перебирал книжные внутренности и вытягивал томики и брошюры… В своих черных перчатках он напоминал хирурга». В интервью газете «Голос Москвы» Франс сказал, что «Москва — это сердце России».
После Москвы Франс отправился в Петербург и ознакомился с богатствами Эрмитажа. Его сотрудников он поразил своими комментариями, словно он не раз бывал здесь. По поводу русской литературы Франс сказал, что очень жалеет, что не владеет русским языком и не может прочесть Пушкина, Лермонтова, Толстого и Тургенева в подлиннике.
1917 год Франс встретил восторженно. Он стал одним из первых друзей и защитников молодой Советской республики. В своем приветствии к 5-й годовщине русской революции Франс писал: «Она посеяла семена, которые при благоприятном стечении обстоятельств обильно взойдут по всей России и, быть может, когда-нибудь оплодотворят Европу».
Ему так хотелось. Ему так верилось. И, конечно, он ошибся. Он не знал многих ужасающих подробностей русской революции, даже не мог предположить, что Россию накроет кровавая волна насилия и установится жесткий режим диктатуры. Из знаменитой формулы французской революции: «Свобода, равенство и братство — или смерть», — в новой России уверенно торжествовала именно смерть. Франс не признавал никаких абсолютов, ни непререкаемых истин, а именно это вовсю торжествовало в советской России!
В 1896 году Анатоль Франс был выбран во Французскую академию. Примечательно, что он до этого высмеивал и Академию, и академиков, а вот с удовольствием надел на себя академическую мантию. В 1921 году он получил Нобелевскую премию. Во Франции издано полное собрание сочинений Франса в 25 томах. Много издавался Франс и у нас, ибо, как отмечал нарком Луначарский, Франс эволюционировал от иронии к надежде, и от скептицизма пришел к идеям коммунизма. Это, конечно, не соответствует книгам и взглядам Франса. Но нам так хотелось…
Многие советские писатели пытались подражать Анатолю Франсу, в частности Лидия Сейфуллина. Она попыталась писать, как Франс, «по-культурному»: «Потела я года — даже больше, сочиняла, ну просто прелесть: пейзажи, завязка, все как у людей. Прочитала на публике — и провалилась. Дышит вежливо аудитория, но пейзаж мой до нее не доходит. Ужасное
Нет, под Франса нельзя. Надо быть просто Франсом.
Последние 10 лет жизни Анатоль Франс провел вдали от Парижа в Сен-Сир-сюр-Луар, в предместье города Тур, в небольшой усадьбе «Ла Бешеллери», откуда изредка наезжал в Париж, на Лазурный берег и за границу. Жил Франс в старинном особяке среди венецианских зеркал, итальянской мебели, античных скульптур, картин и множества других, предметов искусства. Но главное — это башня-библиотека, в ней Франс проводил многие часы, среди книг, которых были тысячи и тысячи. Полки с ними уходили под самый потолок и, чтобы достать их, писателю приходилось пользоваться высокой передвижной лестницей. Массивный стол, за которым он работал, был постоянно завален грудами газет и журналов: писатель хотел быть в курсе всех мировых событий. В свой 80-летний юбилей Франс выступил по проблеме мира: «Мы должны обеспечить мир — прежде всего…»
Анатоль Франс умер 12 октября 1924 года, на 81-м году жизни, в здравом уме и твердой памяти.
Послесловие
Франс умер и что?.. Его стали активно развенчивать на родине. Особенно усердствовали сюрреалисты, выпустившие брошюру под название «Труп», а их лидер Анри Бретон обозвал даже Франса полицейским. Бесновался и Поль Элюар. Критики Франса были модернистами, и им была чужда классичность Анатоля Франса. Они были молоды и полны всяких революционных замыслов, а Франс был стариком и отчетливо понимал, чем все кончается.
«Молодость прекрасна тем, что она может восхищаться, не понимая, — говорил Франс. — Позже является желание постигнуть известные соотношения вещей, а это уже большое неудобство».
Ирония Франса была для многих как кость в горле, многие его высказывание вызывали возмущение, типа «Создать мир легче, чем понять его» или другое — «Случай — псевдоним Бога, когда он не хочет подписываться своим собственным именем» и т. д.
И уж совсем возмутительное: «будущее укрыто даже от тех, кто его делает» (не слышится ли в этом черномырдинское: «хотели, как лучше, а вышло, как всегда»?). Служители церкви считали Франса атеистом и подрывателем общественных устоев. Ватикан в 1922 году попросту наложил запрет на все произведения Франса — «Ватикан жаждет?!»
Но Анатоль Франс пережил многих критиков. Кстати, вспомним и Анну Ахматову. 2 октября 1955 года Лидия Чуковская записала свой разговор с Анной Андреевной, которая в то время переводила Франса на русский и сетовала:
— Идет с подозрительной легкостью. Перевела в один день 13 страниц. Кончится это каким-нибудь скандалом.
— А вы не любите Франса?
— Нет, что вы! Показная эрудиция, все это выписки, когда-то мне нравились «Боги жаждут» — посмотрела недавно — да это сырой материал настриженный ножницами и еле соединенный!
Анна Ахматова судила частенько излишне строго и наотмашь. А вот другая поэтесса, прошедшая семь кругов ада в ГУЛАГе, Анна Баркова посвятила Франсу стихи:
Отношусь к литературе сухо, С ВАППом правоверным не дружу, И поддержку горестному духу В Анатоле Франсе нахожу. Боги жаждут… Будем терпеливо Ждать, пока насытятся они. Беспощадно топчут ветви сливы Красные до крови наши дни. Все пройдет. Разбитое корыто Пред собой увидим мы опять, Может быть, случайно будем сыты, Может быть, придется голодать. Угостили нас пустым орешком. Погибали мы за явный вздор. Так оценим мудрую усмешку И ничем не замутненный взор. Не хочу глотать все без разбору Цензором одобренную снедь. Лишь великий Франс — моя опора. Он поможет выждать и стерпеть.