Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы
Шрифт:
Больше старик Бахмачев и в самом деле ни разу не появлялся перед глазами обер-лейтенанта. Он выходил из темной комнаты только в часы, когда обер-лейтенант отсутствовал.
Все в доме делалось без ведома старика, будто его вовсе тут и не было никогда.
Унылый Карл, похожий на гигантскую, плохо разрисованную куклу, каждый день, по приказанию обер-лейтенанта, входил в гусятник и отрубал голову очередному гусю.
Увидев старика Бахмачева во дворе, Карл делал любезное лицо, прижимал руку к сердцу и что-то такое старался
Очередного гуся Карл долго жарил на кухне, распространяя удушливый чад на всю квартиру, и ждал обер-лейтенанта к обеду. Карл же доил корову и кипятил воду для господина Эшке.
Баня в городе не работала. И господин Эшке, должно быть, никак не мог отмыться после многодневного марша. Он мылся каждый день, усаживаясь в детскую цинковую ванну, но какой-то нервный зуд по-прежнему терзал его. А может быть, его терзали вши...
Наконец Карлу посчастливилось найти где-то большое деревянное корыто. Он наготовил кипятку, и обер-лейтенант впервые смог погрузить все свое исчесанное тело в горячую, благодатную воду.
Он мылся долго, чмокал, вздыхал, отфыркивался, потом вытерся насухо мохнатой хозяйской простыней, натянул теплые стариковы подштанники, надел шелковую сорочку зятя, выпил несколько рюмок водки, плотно закусил и лег спать.
На широкой, двуспальной кровати хозяев уверенный господин Эшке почему-то всегда чувствовал себя неуверенно.
Перед сном он обязательно осматривал всю кровать, заглядывал даже под матрац и, убедившись, что ничего подозрительного вокруг нет, все-таки звал Карла.
— Карл, твой начальник поручает тебе оберегать его покой...
Карл понимающе наклонял голову и через минуту уходил спать.
Все это повторялось в точности каждый вечер.
Обер-лейтенант, вообще говоря, не страдал бессонницей, но в этот вечер, после горячей ванны, он долго не мог уснуть.
Он ворочался, сопел, вздыхал.
Поскорее бы окончилась эта дьявольская война, и можно было бы начать устраиваться по-настоящему.
Надо только поскорее усмирить этих упрямых русских, и тогда жизнь пойдет нормально.
Господин Эшке мог бы даже не возвращаться в Мюнхен. Он мог бы остаться в России. И он не стал бы искать себе другого места. Он мог бы поселиться в Веневе, вот в этом самом доме. Разве это плохой дом? Он перевез бы сюда жену Луизу, и дочь Луизу, и сыновей — Карла и Вилли.
Жена давно мечтает о тихой жизни. Чем здесь не тихая жизнь? Ведь не вечно будут греметь пушки? Партизаны? Но это только во время войны. А потом не будет никаких партизан. Будут работники.
Может быть, после войны господин Эшке не будет слишком суров к этим бывшим хозяевам его, господина Эшке, дома. Очень возможно, что он оставит их у себя в работниках, и они будут всю жизнь благодарны ему за то, что он не убил их и не выгнал, а дал возможность жить.
Да,
Еще вчера майор Штрайх сказал, что ему, Эшке, возможно, придется остаться в Веневе на длительный срок, пока будут развиваться крупные операции. А потом, вероятно, и после этих операций, он сможет остаться здесь, закрепить за собой это хозяйство и расширить его за счет других хозяйств. Вот так и обогащаются умные, предприимчивые люди.
Где-то совсем близко загремели танки.
Обер-лейтенант прислушался и улыбнулся.
Это гремели немецкие танки. Они расположились как раз позади дома господина Эшке. Они охраняют его благополучие.
Он организует здесь большую молочную ферму и будет вывозить молоко в Москву.
Конечно, он не обязан здесь жить безвыездно. Он сможет бывать и в Мюнхене. Можно даже не приглашать сюда Луизу с детьми, если они не хотят. Можно здесь жить одному с какой-нибудь русской... с какой-нибудь русской красоткой. И изредка навещать Луизу.
Луиза не станет протестовать. Она разумная женщина. Она поймет интересы семьи...
На этом господин Эшке уснул.
Он спал, утонувши в хозяйских перинах. Ему было душно. Он разметался во сне.
Но вдруг в этот счастливый сон ворвался майор Штрайх.
Всклокоченный, грозный, он начал выгонять обер-лейтенанта из его дома.
Обер-лейтенант был удивлен и видом майора, и его поведением, и больше всего тем, что майор почему-то ругал его не по-немецки, а по-русски.
— Выходи! — кричал майор. — Выходи! Или я тебя...
Майор кричал так оглушительно, что обер-лейтенант даже проснулся от этого крика и, к несказанному своему удивлению, увидел, что перед ним, господином Эшке, стоит не майор, а старик Бахмачев.
— Выходи! — кричал старик Бахмачев. В руках у него был топор.
Эшке стал искать под подушкой револьвер, но его не оказалось, и одежды тоже не было около него.
Голый господин Эшке выпростал ноги из-под одеяла и крикнул три раза, как ворона:
— Карл! Карл! Карл!
Но никто ему не ответил.
А старик Бахмачев уже спокойно спрашивал:
— Ну, выходишь, что ли, рыжий дьявол? Ты смотри, как угрелся на чужой постели...
И спокойствие это больше топора напугало господина Эшке. Он понял, что произошло что-то невероятное и, может быть, непоправимое.
Он накинул на себя одеяло и молча пошел из спальни, но старик сдернул с него одеяло.
Не сказав ни слова, голый обер-лейтенант поднял с пола дырявый коврик и, прикрывшись им, пошел на кухню. Он надеялся, может быть, найти своего верного Карла.
Карла, однако, нигде не было.
А старик Бахмачев стоял, вооруженный плотницким топором, и по глазам его было видно, что достаточно обер-лейтенанту сделать одно подозрительное движение, как старик немедленно приведет в действие этот испытанный инструмент.