Знание в контексте
Шрифт:
8. Скептическая проблема
Репрезентационализм традиционной эпистемологии порождает скептическую проблему. Если представление посредник между нами и реальностью, возникает вопрос, существует ли что-то за пределами представления (ментального, языкового, концептуального и так далее). С этой точки зрения мы не можем знать, что мы не мозг-в-баке, и у нас нет знания об окружающих нас обыденных вещах, так как и мы и мозг-в-баке можем иметь одно и то же ментальное состояние и иметь одни и те же рациональные основания. Одна из наиболее интересных попыток решить скептическую проблему в рамках традиционной эпистемологии была недавно сделана Д. Притчардом. Он считает, что, на самом деле, картезианский скептицизм о внешнем мире содержит две скептические проблемы. Одна проблема основывается на принципе замкнутости знания, а вторая на предположении о существовании неразличимых опытов, только один из которых веридический. Вариант 1. (1) Я не могу знать, что я не мозг-в-баке. (2) Если бы я знал, что это рука (или дерево) и другие обыденные вещи, то я бы знал, что я не мозг-в-баке (согласно принципу замкнутости знания (см. Часть I)). (3) Из (1) и (2) следует, что я не знаю, что это рука (или дерево). Вариант 2. Нормальный человек и мозг-в-баке имеют одну и ту же очевидность (в частности, феноменальную очевидность – видимость) для своих мнений об окружающих их предметах и внешнем мире. Они также имеют одно и то же обоснование для
Критика принципа неразличимости
Уильямсон пишет: «Против принципа имеется возражение, исходя из нетранзитивности неразличимости. Рассмотрим длинную соритную последовательность случаев 0, … n, где для субъекта i, i+1 настолько схожи в своей видимости, что их невозможно дискриминировать (i = 0, …, i = n – 1), а 0 и n настолько различаются в своей видимости, что их легко дискриминировать, Согласно принципу, обоснование одно и то же в случаях i и i+1 (i = 0, …, i = n–1). Следовательно, в соответствии с транзитивностью точной одинаковости в данном отношении, обоснование в точности то же самое для 0 и n. Но это абсурдно, так как обоснование отличается между легко дискриминируемыми случаями для некоторого предложения. Чтобы избежать таких возражений, нужно придерживаться более слабого принципа, что, когда видимости в точности те же самые, то же самое и обоснование. Но для чего предсказывать такую тесную связь между обоснованием и видимостями, если она не опосредуется недискриминируемостью?» [18, р. 1–2].
9. Идея привилегированного эпистемического доступа
Согласно ложной феноменологической идее о существовании привилегированного эпистемического доступа к видимости, возможно непосредственное полное знакомство (acquaintance) с феноменологической видимостью (перцептивным или феноменальным опытом) как достоверным данным, которое может служить в качестве базиса для обоснования. Такое «достоверное данное» («точная видимость») рассматривается как базовое знание. Декарт, например, считал, что несмотря на наши сомнения, незнание и ошибки, то, что мы мыслим ясно и отчётливо, истинно (и, следовательно, мы это знаем). Логические эмпиристы принимали непосредственные данные органов чувств (sense-data) в качестве эпистемического фундамента. Феноменология утверждает существование автономных явлений/феноменов, которые показывают сами себя, а не нечто, что находится за их пределами. На самом деле, с точки зрения контекстуального реализма Ж. Бенуа перцептивный опыт как таковой (то есть не идентифицированный при помощи концептов) не есть данное. Он не дан, не содержит в себе концептуальное измерение, а просто есть часть реальности. Напротив, всякое явление имеет концептуальное и нормативное измерение, свою логику. Но явление не автономно (не абсолютно), а предполагает реальность, в которой оно укоренено, и которая в том или ином виде в явлении показывает себя, является. Таким образом, видимость как то, что видится, является в рамках явления, истинно или ложно – видимость/явление предполагает суждение – не автономна и не первична. О видимости можно говорить лишь в рамках явления и вторично – лишь отталкиваясь от парадигматических случаев реальности [19].
В свою очередь Т. Уильямсон указывает на то, что идея привилегированного доступа к видимости – это теоретический постулат. Интроспекция (видимости) – плохой метод. На самом деле мы познаём вещи, а не то, как они нам кажутся: «Можно надеяться начать с очевидных фактов о внешнем мире, но они не видимости: факт, что существуют другие люди, не факт, что кажется (есть видимость), что существуют другие люди» [20]. С другой стороны, как уже было сказано выше, согласно Уильямсону, перцептивный опыт нельзя игнорировать, так в противном случае остаётся лишь формальная структура мнения, для которого нормой обоснования является внутренняя самосогласованность (когерентность).
Итак, не существует области привилегированного эпистемического доступа. Тем не менее, мы знаем много разных вещей в самых разных областях. Что такое эпистемический доступ? Согласно ЭСЗ Уильямсона, это просто знание. Поэтому естественно начинать со знания. С точки зрения терапевтической, как показывает Бенуа, проблема «доступа к реальности» – псевдопроблема, поскольку мы сами часть реальности, и знание первично. Бенуа говорит: «Пытаются анализировать понятие знания, исходя из понятия, которое, по моему мнению, может быть адекватно охарактеризовано лишь (…) исходя из понятия знания. (…) Понятие мнения можно мыслить лишь как нечто незавершённое (фр. privativement) по отношению к понятию знания.» Попытки «определить понятие знания, исходя из других эпистемических установок, и, конечно, по отношению к привилегированной установке мнения, – ошибочный подход. Этот подход игнорирует центральность понятия знания и тот факт, что рассматриваемые эпистемические установки могут быть определены лишь по отношению к предварительному понятию, которое есть понятие знания» [11].
10. Норма для мнения и фундаментальная эпистемическая ценность
С точки зрения традиционной эпистемологии истина – норма для мнения (и утверждения) «Верь (утверждай), что p, тогда и только тогда, когда p истинно» [65] . И именно истина, а не знание, в традиционной эпистемологии имеет фундаментальную (то есть финальную, а не инструментальную) эпистемическую ценность. Эта позиция подверглась критике. В настоящее время существует тенденция отказа от этого тезиса. Однако недавно Д. Притчард попытался по-новому сформулировать тезис о фундаментальной эпистемической ценности истины и защитить его с точки зрения эпистемологии добродетелей [66] . Наш анализ понятия фундаментального эпистемического блага даётся в Главах 3 и 4 Части 5.
65
Существуют другие эпистемические нормы, например, норма рационального доверия, норма разумного верования, норма обоснованного мнения, (субъективная) достоверность и так далее.
66
С точки зрения более ранней позиции Притчарда понимание причин (знание-по-чему) и знание-как (но не знание-что) являются когнитивными
11. Эпистемические монизм и плюрализм
С точки зрения ЭСЗ имеется один-единственный концепт знания: Знание – наиболее общее фактивное ментальное статическое (пропозициональное) состояние (эта формулировка – теоретический анализ (теория) самого знания, а не анализ концепта знания.) Поскольку другие эпистемические понятия являются вторичными по отношению к знанию, они также оказываются однозначными. Таким образом, принимая ЭСЗ, мы отвергаем плюралистические позиции (относительно знания, обоснования, очевидности, стандартов и так далее), которые возникают в рамках стандартной эпистемологии. Плюралист может, например, утверждать, что интерналистское и экстерналистское (например, релайабилистское) понятия знания (или обоснования) – различные концепты знания (обоснования). Некоторые плюралисты считают, что различие, которое делает Э. Соса между животным, рефлексивным и полным знаниями – различие между разными концептами знания [67] . Монист, напротив, может искать нечто общее у всех этих понятий или по крайней мере «семейное сходство» между ними и утверждать, что, в сущности, концепт знания или обоснования один. Примером монизма в отношении обоснования является позиция П. П. Энжеля [22].
67
Плюрализм относительно знания – метафизический тезис относительно отношения знания, то есть знания как отношения между субъектом S и предложением, р, которое он знает. К плюрализму знания может вести, например, плюрализм стандартов для обоснования, если знание рассматривается как трёхместное отношение вида S(K, p, E) – субъект S знает (K), что p, относительно стандартов для обоснования E.
Итак, подобно тому, как в области метафизики мы принимаем концепт реальности в качестве первичного концепта – реальность такова, какова она есть – в области эпистемологии мы принимаем концепт знания в качестве первичного концепта. Это означает, что наша позиция – монизм знания. Это не противоречит тому, что стандарты применения концепта знания (или обоснования) могут зависеть от контекста. На самом деле, контекстуальность является фундаментальной характеристикой, как эпистемологической, так и онтологической. Существуют разнообразные способы быть истинным (хотя понятие истины одно) и разнообразные способы приобретать знание, разнообразные виды, но не концепты, знания (и, соответственно, обоснования, очевидности и так далее), между которыми имеется семейное сходство, а не концептуальные разрывы. Математическое знание отличается от физического знания и оба отличаются от обыденного знания, знания социального или этического. Тем не менее, все эти виды знания объединяются в рамках единой концепции знания. Подход к проблеме плюрализма/ монизма знания, обоснования, очевидности и так далее с точки зрения контекстуального реализма дополняет монизм ЭСЗ. Контекстуальный плюрализм – обратная сторона концептуального монизма [68] .
68
По аналогии с эпистемологией в философии науки сейчас обсуждается тема плюрализма моделей. Нет одной совершенной модели. Всякий аспект реальности требует разработки и применения множества моделей. Такой плюрализм не недостаток, а достоинство. Такого рода плюрализм может иметь место и в эпистемологии.
12. Знание и действие
Как правило, в рамках традиционной эпистемологии аналогия между знанием и действием не устанавливается. Исключение составляет эпистемология эпистемических способностей Э. Соса, которая напрямую апеллирует к этой аналогии, не разлагает знание на компоненты, хотя и не принимает знание в качестве первичного концепта. Для Соса знание – подходящее мнение, то есть успешное (истинное) мнение, успех которого обязан подходящему (компетентному) применению субъектом его когнитивной способности, что проявляется в его успехе. В этом смысле эпистемология Соса и другие эпистемологии когнитивных способностей/добродетелей отходят от традиционной парадигмы, но не радикально. В рамках эпистемологии Соса, например, компетентная стрельба из лука, в результате которой стрела попадает в цель, так что успех обязан компетенции, которая в нём проявляется, аналогична знанию как подходящему мнению. При этом, как уже было сказано в Главе 2 Части 1, Соса делает различие между животным и рефлексивным знанием, а также вводит понятие полного знания, которое является более надёжным, чем просто рефлексивное знание. Животное знание – просто подходящее мнение. Рефлексивное знание – животное знание, предполагающее рефлексию о подходящести мнения. Полное знание – рефлексивное знание, предполагающее подходящесть подходящеести мнения, то есть подходящесть второго порядка, которая проявляется в истинности мнения. Другими словами, в результате употребления компетенции формируется подходящее мнение, в успехе которого компетенция проявляется и вдобавок сама эта компетенция употребляется подходящим образом, что и проявляется в подходящести мнения (подходящести первого порядка). Все эти разновидности и элементы знания находят у Соса свои аналоги в действии. ЭСЗ не делает различия между животным и рефлексивным знанием. Как следствие, в рамках ЭСЗ не возникает и такое понятие как полное знание. Подробно эпистемологию Соса мы рассматриваем в Главе 2 Части 4.
Глава 2
Эпистемология сначала-знания
В этой главе мы резюмируем основные положения эпистемологии сначала-знания (ЭСЗ) Уильямсона, которая представляет собой альтернативу стандартной эпистемологии, а также сближаем её с контекстуальным реализмом (к-реализм) [9; 18–21; 23–36]. Как обычно, мы употребляем термины «мнение», «верование» и «убеждение» как синонимичные.
1. Первичность знания
В рамках ЭСЗ знание – первичный (фундаментальный) концепт. То есть первично различие между знанием и незнанием – между когнитивным успехом и провалом. Все другие эпистемологические концепты – «мнение», «обоснование», «очевидность» и так далее – объясняются в терминах знания (предполагают концепт знания) или в связи с ним. Например, мнение, если оно не знание, объясняется как отклонение от знания, нарушение когнитивного процесса: либо потому, что это ложное мнение, либо потому, что это истинное мнение, но не знание в связи с тем, что всё-таки имеется нарушение когнитивного процесса в его формировании. Другими словами, для Уильямсона мнение – «побочный продукт» знания, а знание – совершенное мнение, или мнение, которое успешно в двойном смысле: оно истинно, и когнитивный процесс, а результате которого формируется истинное мнение, не нарушен [69] . С точки зрения ЭСЗ знание – самостоятельный эпистемический вид. Знание первично как концептуально, так и метафизически, по сравнению с другими эпистемическими видами [25]. Поскольку ЭСЗ объясняет мнение через знание, то она трактует мнение (верование, убеждение) следующим образом: «Верить, что p» – относиться к р так, как если бы знали, что p. Мнение (верование, убеждение), однако, может оказаться несовершенным, то есть не быть знанием [9].
69
Для сравнения, например, у Соса знание – подходящее мнение, что подразумевает, что мнение является успешным, то есть истинным. Это не концептуальный анализ концепта знания. При этом, в отличие от ЭСЗ, для Соса концепт мнения первичен, а концепт знания вторичен. Для Соса когнитивный успех – истинное мнение, тогда как для Уильямсона – знание.