Золотая гора
Шрифт:
...Тающий во рту молочный шоколад с розовой начинкой. Ив отламывал дольки и вкладывал в жадно раскрытый рот Дины. Огромный блестящий мешок с мены, наполненный чудо-дарами, преобразил крошечную убогую времянку . Не чувствовалось ни холода, ни сырости, не смущала наледь на окнах, и уже не казался тусклым свет самодельной лампы, которую нельзя брать в руки, потому что на ладонях после этого остаются черные пятна, а потом образуются красные незаживающие язвы.
– Вечный светильник в другой раз бери, - увещевала Дина, - и непременно "Филипс", а не какой-нибудь китайский
Они курили одну за другой сигареты и пили тягучий ликер из темной пузатой бутылки. Иванушкин, правда, предлагал сбегать к соседям и поменять тюбик помады и сигареты на бутылку черноплодной бражки, но Дина разозлилась и закричала в голос: как можно мешать чудесный ликер с мерзкой огородной брагой! Иванушкин как был, так и останется навсегда огородным чучелом. Вместо бражки выпили еще по рюмочке ликера и примирились.
Дина раскраснелась, глаза ее сверкали, и вся она наполнилась удивительным жаром - скинула ватник и свитер и бегала по времянке в одной прозрачной кофточке и коротких белых брючках, и не могла налюбоваться на удивительные вещи, созданные где-то в ином мире, а, может быть, и в ином измерении.
– Боже мой, я же красавица, Ив, взгляни, какая я красавица! восклицала она, глядясь в тусклое зеркальце на стене.
Внезапно глаза ее наполнились слезами, а крошечные ручки сжались в кулачки. Закусив губу, она придирчиво оглядела свое отражение.
– Сволочи ползучие, - прошипела она, и глаза ее холодно и странно блеснули.
– Почему они там, а я здесь? Почему?
– Динуль, дорогая, я тебе столько добра принес, а ты и не рада, вздохнул Иванушкин и полез за новым сувениром в свой сказочный мешок.
Но мешок был пуст... Иванушкин напрасно шарил по дну мешка - все исчезло... Все... Он огляделся. И Дина исчезла. Времянка была пуста... Лишь хлопала наружная дверь, да завывал ветер, пытаясь сорвать крышу...
...Ив дернулся всем телом и проснулся.
"Как я устал, - подумал он, не открывая глаз, - как я невозможно устал".
Устали голова и веки, каждый сустав, каждая мышца. Иванушкин жалобно заскулил, надеясь, что это поможет. Не помогло. Он потискал голову, пытаясь в ней что-то наладить: голова казалась куском воска, на ней должны были оставаться вмятины от пальцев. Во всяком случае, появилась тупая боль в затылке, но мыслей не прибавилось. Иванушкин скинул пухлое ватное одеяло, и ощутил разморенным от сна телом кусачий уличный холод.
"Надобно сегодня дрова достать", - подумал Иванушкин.
Но где можно купить дрова, он представить не мог. Ив с досады куснул себя за руку, боль подтолкнула что-то там в голове и явилась мысль:
"Мишку-Копателя попрошу, он достанет".
Зевая и потягиваясь, Иванушкин выполз из постели. Под босыми ногами жалобно, на разные голоса, заскрипели расхлябанные доски.
"Пол можно разобрать, доски толкнуть на мене, а на полученные фики дрова купить", - обрадовался Иванушкин внезапной мысли.
Он заметался по времянке, отыскивая ломик или гвоздодер, чтобы тут же приняться за дело. Ничего не нашел, кроме топора. Пыхтя от натуги и азарта, принялся выдирать доски.
Мысль о Золотой горе заставила Иванушкина шибче махать топором. Он отодрал две доски, обе расколол, принялся за третью...
– Ну конечно, он здесь!
– прозвучало над ним, как приговор.
– Все огородники нормальные в огородах с утра, а этот в доме черт знает что делает!
Ив поднял голову. Дина стояла над ним, уперев руки в бока, загорелая, яркогубая. Крашеные волосы ореолом светились вокруг ее головы. С тех пор, как Иванушкин видел ее в последний раз, появилась у Дины новая кофточка мышиного цвета и голубые бусы. Значит, он видел бывшую супругу давно. Пока соображал, когда же они встречались: в апреле или в мае, или все-таки в июне, если июнь тянется уже долго, Дина продолжала его распекать, и, как всегда, за дело:
– У меня бы спросил, за сколько можно сейчас доски на мене толкнуть. Я бы сказала, что доски идут по десять фик за пару. Ты бы лучше на помойку сходил, не поленился. Посмотри, как живешь!
– Дина энергично обвела рукой разоренную комнату.
– Другие огородники как огородники, а ты - настоящее чучело! Ни одной приличной вещи в доме! А одет во что?! Я вон дело свое скоро открою. Разве с тобой я бы такое могла осилить?!
– Дело свое?
– переспросил Ив.
– Какая ты молодчина!..
– Да уж, не чета тебе. Только начальный капитал нужен. А где взять ума не приложу. Капитал не морковка, в огороде не откопаешь. И помочь никто не желает. Даже этот толстомордик Бетрей!
– Аэрокар ведь был...
– робко напомнил Иванушкин.
– Тю-тю давно аэрокар, даже запах эршелла простыл. Разве честной женщине можно прожить одной в огородах? Обирут всю до нитки, до последних трусиков скоты-мужики.
Иванушкин хотел напомнить, что аэрокар был куплен на его кровные фики после четвертого сеанса на мене, но остерегся, и вместо этого спросил:
– А что за дело? Чем заниматься будешь?
Дина что-то пошептала ему в ухо, но что, Ив не понял и переспросил:
– Абор-ти-ро-ва-ние!
– выкрикнула Дина по слогам.
– В нашей больничке за чистку двадцать фик берут. И еще тридцать, если обезболивание желаешь. А дальше что, знаешь? Нет? Вот-вот, все такие, как ты, ничем не интересуются. А дальше плодики сгребают и волокут на мену. Каждый плодик идет за сто фик. Сечешь, сто фик! Бизеры из мозгов наших нерожденных детишек тоже интеллект научились добывать. Такой "чистый" интеллект особенно ценится, его детям с синдромом Дауна вводят. Говорят, помогает. Бизеры молодцы! У них ничего зря не пропадает. Ни мусор, ни мозги.