Золотая гора
Шрифт:
– Отчего нельзя. Можно. Я и есть Андрюхин, - парень скромно потупился.
– Поразительная демократия...
– восхитился Ив.
– Огородная.
– Да что вы!
– Андрюхин почему-то немного обиделся.
– Просто никто другой бюллетени разносить не пойдет. Замшели все и к домам приросли. А я молодой, энергичный, я мену приструню!
– Это как?
– нахмурила брови Дина.
– Как же жить без мены? Я что, в огородных тряпках должна ходить, что ли? И щеки свеклой красить?
Андрюхин смутился и принялся
– Нет, интеллектуальный отдел, но, конечно, будет всячески способствовать...
– кандидат сбился и начал мысль сначала: - Огородники без мены с голоду умрут. Сами понимаете: что могут дать большие помойки? Крохи! А на прибыль с мены покупается весь пайковый хлеб. У меня расчеты, Андрюхин полез в свою папку, но нужной бумаги не нашел, только рассыпал листы на землю.
– Я по экономическим книгам бизеров учился. Я налог введу на донорство в пользу жмыхов, - бормотал он, ползая по земле и собирая бумаги, - чтобы обеспечивать их теплым бельем перед прикопкой. И надзор установлю за копателями.
– Это кто там за копателями надзирать вздумал?
– Грозно рявкнул Мишка-Копатель. А приятели его вновь подались вперед и вздыбили плечи. Я - защитник жмыхов и полномочный их представитель! А ты за мной наблюдать!
Андрюхин спешно отполз за черную тушу мусорки.
– Вы не так меня поняли. У меня для копателей особые поощрения...
– С каких это пор ты полномочный представитель жмыхов?
– изумилась Дина, оглядывая Мишку, будто в первый раз видела.
– Ты же главный обиратель, за их счет живущий!
– Да, обиратель!
– Мишка дерзко выпятил губы.
– А думаешь, я не страдаю от этого? Еще как страдаю! У меня душа разрывается при мысли о наших бедных жмыхах!
– Мишка стукнул себя кулаком в грудь.
– Но я всегда осознавал всю тяжесть их положения. Я за них биться буду и костьми лягу! Ив, дорогой!
– Копатель патетически вскинул руку.
– Ты там, в земле, будешь лежать, а я за тебя здесь сражаться, за твое воскрешение!
– Надо что-то другое делать!
– выкрикнул Иванушкин с тоской и осекся, потому что совершенно не знал, что же это другое.
– А ты молчи!
– пискнул внезапно Андрюхин, высовываясь из-за мусорки.
– Ты наполовину уехавший, и огородные дела тебя не касаемы. Теперь новый закон: частичные эмигранты, как и полные, не голосуют.
Им сделал суетливое движение, будто хотел прикрыть лицо руками, но потом справился с собою, и лишь спросил жалобно:
– Извините, но какой я эмигрант? Я всю жизнь огородный житель.
– Мало ли где тело твое живет!
– разбушевался Андрюхин.
– Разум-то свой ты на мене продал и тю-тю, уехал твой разум к бизерам. Эми-гри-ро-вал. Значит, ты - частичный эмигрант. И ты, можно сказать, там уже живешь.
– Не замечал...
– честно признался Иванушкин.
– Подойди ко мне, свеколка моя, я за тебя проголосую, - позвал агитатора-кандидата Мишка-Копатель.
Тот
– В чем дело?!
– рявкнул Мишка-Копатель.
– Проверяю, правильно ли все оформлено, - невозмутимо объяснил кандидат.
– Вдруг вы где-нибудь ошиблись, я тогда поправлю.
– Поправишь?
– при этих словах даже Мишаня опешил.
– У вас правильно, - спешно заявил Андрюхин и опустил бумажку в ящик.
– А ну ребята!
– приказал Копатель подчиненным.
– Проверьте-ка его шкатулочку.
Повторять не пришлось. Кандидата тут же повалили на землю, сорвали с него заветный ящик и разломали. Только внутри бюллетеней не нашлось - ни "за" Андрюхина, ни "против". Оказалась там только мелко резаная бумага.
Мишаня схватил горсть бумажных кружев, повертел в руках, разглядывая изумленно, и вдруг выдохнул:
– Бросай его за ворота!
И Андрюхина бросили.
Иванушкин долго смеялся, а потом хотел вернуться в дом, потому как внезапно накатила слабость, и ноги стали подгибаться. Но мясистая длань Мишки-Копателя легла на плечо и настойчиво подтолкнула к машине.
– Куда это ты, яблочный мой? Решил смыться под шумок? Нет, друг мой, последний долг жмыха исполнить надобно. А мне - святой долг копателя.
Иванушкин дернулся - но куда ему вырваться из Мишкиных лап!
– С соседями могу проститься?
– спросил будущий жмых покорно.
– Нет.
– Ну хоть издали поклониться?
– Валяй.
Соседи наблюдали за происходящим, тая дыхание. Кто с крыльца, а кто из дома, из-за картонных шторок выглядывал. Но были и посмелее, те, кто до самого забора добрался. Забор у Иванушкина богатый, каждую штакетину венчает пустая консервная банка с яркой этикеткой, не с помойки ржавье, а новенькие, недавно с мены. Ив подумал, что соседям на память достанутся его банки, будут соседи вспоминать его иногда. И улыбнулся. Но тут же улыбка сползла с его губ: Мишка-Копатель деловито сгребал в свой мешок банки с забора.
– Ах, какие баночки!
– восторженно причмокивал он.
– У меня в коллекции ни одной такой нет! И что за несправедливость такая? Или, может, эти штучки за пятый сеанс на мене дают?
– Кажись, Ив еще ходит, а его берут, - подивилась толстуха-соседка в блестящем халате, пошитом из пакетов с мены.
– Дозрел, значит, - авторитетно заявил пожилой огородник в массивных очках без стекол и с окладистой бородой, обильно политой прошлодневными щами.
Бабка в платке в горошек и засаленной мужской куртке пихнула соседку в бок: