Золотая химера Борджа
Шрифт:
Альдо с трудом удерживался от смеха, но высказался с крайней осторожностью.
— Неслыханное дело! — пробормотал он. — Интересно, чем вы его так раздосадовали? Он сообщил нам, что был вашим шурином, но я никогда не слышал, чтобы у вас была сестра.
— Относительно шурина он ошибся. После смерти моего брата Жоффруа он женился на его вдове Сесиль, которая, скажу откровенно, звезд с неба не хватала, но была красивой женщиной. Новый муж обращался с ней хуже некуда. Мне она была симпатична, а перед своим мужем бедняжка оказалась совершенно беззащитна, и я взяла на себя роль ее защитницы. Ему приходилось выслушивать от меня истины, которые ему были не по душе. Он на меня очень сердился. А на
— И что же вы сделали? — поинтересовался Альдо, которого эта история забавляла все больше и больше.
Ответила ему План-Крепен:
— Поверьте, это было что-то грандиозное.
— Вы там были?
— Разумеется. На похоронах был весь интеллектуальный Париж: Академия, Коллеж де Франс, несколько министров, Университет, всех я перечислить не в силах! Однако это не помешало нашей маркизе во всеуслышание, громко и отчетливо сообщить свою точку зрения. Причем, подчеркиваю, очень изысканно. Это произвело огромное впечатление, куда большее, чем если бы мы назвали вдовца убийцей.
— Да неужели?
— Уверяю вас! Образец литоты! [12] Без единого прямого обвинения, при этом так точно и тонко, что не оставалось ни малейших сомнений. Да, речь была настолько убедительной, что на следующий день к нам тайно приехал префект полиции, интересуясь, нет ли у нас под рукой фактов, которые мы могли бы сообщить его ведомству.
— И что же вы ему ответили, тетя Амели?
— Ничего особенного. Дала понять, что злоба, которую вымещают день за днем, месяц за месяцем, год за годом, равна револьверной пуле и так же верно сводит в могилу. Вот только времени требуется больше. Префект — человек умный, он меня прекрасно понял. Так что ты видишь, твой родственник, а он родственник, это — увы! — неоспоримо имеет все основания называть меня «старой верблюдицей»… Хотя я бы не сказала, что это изящный оборот речи.
12
Прием выразительности речи, намеренное преуменьшение малых размеров предмета речи.
— Что касается его жены, — продолжала Мари-Анжелин, — то мы хотя бы порадовались, что ее похоронили по католическому обряду и отпели. С этим полубезумным еретиком…
— Еретиком? Разве он не католик? Человек с фамилией де Рокелор?
— Конечно, до поры до времени он был католиком, но потом все изменилось. С тех пор, как он стал друидом.
— Что-что? — в один голос воскликнули Альдо и Адальбер. — Каким друидом? Вы шутите?
— Какие уж тут шутки? — покачала головой госпожа де Соммьер. — Согласна, на первый взгляд, это кажется невероятной выдумкой, но тем не менее это чистая правда. Почти сорок лет тому назад — мы с ним примерно одногодки — он отказался от веры в Господа и выбрал себе не знаю уж кого для поклонения, окружив себя приспешниками и помощниками.
Друзья переглянулись. Все, что они услышали, могло бы послужить подспорьем для объяснения событий, происходивших в Шиноне. Поэтому Адальберу захотелось кое-что уточнить.
— Вы меня очень удивили! — заявил он. — Хотя, с другой стороны, и не слишком. Почему — я объясню позже! Хочу сказать
— Больше того, — подхватил Альдо. — Когда профессор рассказывал нам о своем обожаемом Шиноне, он не мог не упомянуть Жанны д’Арк. Говоря о ней, он ничуть не пытался отрицать, что она была посланницей небес.
— Только этого не хватало! Как-никак Жанна — наша национальная героиня, — поджав губы, заметила старая дама. — Хотя, конечно, не исключаю, что для этого милейшего ученого теперь совершенно одинаковы и омела, срезанная золотым серпом, и небесные голоса, услышанные маленькой пастушкой под дубом у себя в Лотарингии.
— Возможно, вы и правы, — поддержал маркизу, размышляя вслух, Адальбер. — И я думаю, вы не ошибаетесь относительно его приверженности друидизму. Во время нашего краткого и весьма поучительного путешествия мысль о чем-то подобном приходила нам в голову.
— Вот теперь самое время рассказать, как Мишель Бертье избежал смерти, — начал Альдо. — Расскажешь, Адальбер? Я еще во времена нашей египетской экспедиции имел возможность оценить великолепие твоего ораторского таланта.
— По какой причине ты решил запродать мою голову?
— И не думал! Напротив, воздаю кесарю кесарево. Мы тебя слушаем.
Рассказ Адальбера был выслушан почти в религиозном молчании. Даже Мари-Анжелин не произнесла ни слова. Она сидела, сложив на груди руки, и, казалось, была погружена в глубокое размышление. Когда Адальбер закончил, она задала вопрос:
— Эта лужайка находилась на возвышении?
— Да, дорога, по которой мы ехали, шла вверх. Лес покрывает большой холм, и мы добрались почти до его вершины.
— А вы не помните, в какой день, точнее, ночь Мишель Бертье исчез?
Альдо быстренько произвел подсчет.
— Если не ошибаюсь, он исчез в ночь с 31 октября на 1 ноября, в канун праздника Всех Святых.
— Для нас это праздник Всех Святых, а для кельтов и тех, кто считают себя их последователями, этот день называется «самайн» и знаменует переход от светлого времени года к темному. В этот день все исповедующие религию кельтов затемно пускаются в путь, чтобы к рассвету добраться до своего святилища и на восходе солнца помолиться богам, которые являются олицетворением сил природы — неба, солнца, луны, грома. Не забывая, конечно, и землю-кормилицу, которую они особенно чтут. Они собираются в дни осеннего и весеннего равноденствия, в дни зимнего и летнего солнцестояния, а также 1 февраля, 1 августа и 1 ноября. Четыре их главных праздника называются: имболк, бельтан, лугнасад и самайн. Вполне возможно, что убийц спугнула довольно многочисленная толпа так называемых кельтов, они бросили свою жертву и сбежали.
— Ради бога, скажите, откуда вы все это знаете? — воскликнул изумленный Адальбер. — Где вы могли почерпнуть столько сведений?
Мари-Анжелин посмотрела на него с нескрываемым упреком.
— Мне кажется, уж кто-кто, а вы способны лучше других понять, что возможно, не отрицая католической веры, стараться узнать побольше о всяческих сектах, которые в большинстве своем являются полным безумием, но их нельзя сбрасывать со счетов. Друиды, на мой взгляд, не лишены своеобразной поэзии, чего и близко нет у приспешников Ангела Цикламена, поклонников Пупка и обожателей Лука. При этом, само собой разумеется, все они еретики, супостаты и хулители Господа. В старые времена они бы вздохнуть не успели, как их всех отправили бы поджариваться на огромный костер!