Золотая нить
Шрифт:
— Я знал, что верну ее. Ну, подумаешь, немного поунижаюсь. Ну, пройду босиком по горящим углям. Оно того стоило, уж поверь.
Пройти по углям? И только-то. Да Греттир уже ползти по ним был готов.
— Лучше посоветуй что-нибудь действительно полезное.
— Хорошо. Иди, отгони Турид от Венделы, пока она не наболтала чего лишнего.
— Блядь!
Чертов Орвар отвлек его своей болтовней в самый неудачный момент. Скамейка исчезла из-под задницы раньше, чем Греттир понял, что встал. Мужчины и женщины расступались перед ним, словно их сдувало с дороги его тяжелым дыханием.
И не успел. Турид уже плыла ему навстречу с самой змеиной из своих улыбок, а
Греттир схватил Турид за локоть и наклонился к ней.
— Еще одно слово моей женщине, и я тебя убью.
— Убивать гостя на празднике дурной тон, дорогой.
— Ничего. Меня поймут, а кое-кто и спасибо скажет. Ты меня поняла?
— Да поняла, поняла. — Турид сморщилась. — Синяков наставишь, волчара. Отпусти.
Гости у дверей расступились, открывая взору нарядную Фрейю со свертком на руках. Она обвела взглядом толпу, затем торжественно развернула пеленки и положила младенца на пол. Конунг тут же подхватил его и высоко поднял над головой:
— Принимаю тебя в свой род и нарекаю… Хоконом.
Конечно, Хоконом, а как же еще. Деда этого толстощекого малыша звали Хоконом Старым, отца Хоконом Сильным, ну, а этого Хокона наверняка прозовут Беззубым. Другого имени малец пока не заслужил. Но то, что зубы он еще покажет, никто в Стае не сомневался.
Под одобрительное ворчание гостей Конунг завернул сына в свою куртку и, не выпуская малыша из рук, уселся на почетное сиденье. Жена Конунга села рядом, затем, соблюдая старшинство, стали размещаться каждые за своим столом мужчины и женщины. Перед тем, как сесть, каждый подходил к новому члену Стаи со своим даром, а в ответ получал из рук Фрейи Чашу. Конунг пристально следил за дарителем: если пожелание будет высказано не от чистого сердца, Чаша даст знать.
Дураков не оказалось: кто не мог сказать добрых слов, просто клал свой подарок на один из больших подносов и отходил в сторону. К тому времени, когда Греттир с Венделой подошли к столу, на нем уже громоздились стопки вышитых детских рубашек и одеялец, игрушечных лошадок и мечей, зубных колец и погремушек.
— Да будет велика твоя Удача, — пожелал Греттир от чистого сердца и положил на блюдо с подарками собственноручно сделанную из липовой щепы птицу. — Пусть хватит ее на все твои замыслы.
И не удержался от завистливого вздоха: у Конунга родился сын. Сын!
Почуяла ли что-то Чаша или нет, но питье в ней оказалось такой крепости, что от первого глотка на глазах выступили слезы. Зато от второго в желудке загорелся славный костер. А от третьего на душе стало вдруг так легко, что Греттир поверил: и на его улице еще перевернется телега с пряниками. Он отошел в сторону, давая дорогу Венделе.
— Ты поймаешь и привяжешь самого сильного зверя, какой водится в лесах Свитьода, — сказала она и уже собиралась положить на стол какой-то небольшой блестящий предмет, но Фрейя кивнула на ребенка и предложила:
— Отдай ему сама.
Вендела наклонилась вперед и намотала на пухлый детский кулачок длинный шнурок, но не кожаный, а сплетенный косичкой из тонких блестящих нитей.
Сидевшая рядом Хильд едва сдержала завистливый вздох: золотая нить, свитая на трех веретенах — такой хоть слона привязывай, не убежит. Видимо, не зря она приглядывалась к этим женщинам Рауда-Турханд. Пряхи! Одной крови, из одного корня! Старая, среднего возраста и молодая! Так вот ты какой, Северный Олень! О такой Удаче, конечно, писали в сагах, но чтобы сразу три сейдконы… да в их Стае…
А Вендела уже отпила свои три глотка
— Давай подождем, — тихо попросила Вендела, когда Греттир хотел отвести ее за стол. — Я хочу узнать, что подарят мама с бабушкой.
Подарили-то они хорошие вещи — самого верного друга и самую мудрую жену, каких только может пожелать мужчина — да только по мнению Греттира, это было через чур самонадеянно. Никакой Удачи не хватит, чтобы завоевать столько даров.
— Думаешь, сбудется? — Спросил он Венделу.
— Я не думаю, я знаю, — уверенно ответила она.
Раз Дэгрун и Гутрун сказали: друга и жену, так и случится. Урд, Верданди и Скульд [32] уже соткали паутину его Вирд [33] для маленького Хокона, ни порвать ни переплести ее нельзя. Зато можно увидеть: в кипящем котле, в языках пламени или в текущей воде — а на это мама с бабушкой были большие мастерицы. Видно, сыну Конунга суждено было совершить большие дела, раз ему понадобятся такие сильные помощники.
32
Урд, Верданди, Скульд — три Норны, волшебницы, наделенные даром ткать паутину судьбы.
33
Вирд — судьба, предопределенность.
А вот что было предназначено ей самой? Увидеть бы хоть одним глазком.
Глава 27
В гостях, конечно, кормили вкусно, но Греттир всегда чувствовал себя голодным, если не мог последний кусок перед сном съесть дома. Маргрета уже спала. Он немного посидел у постели матери, глядя в ее мягко светящееся в полумраке лицо. Как же она похудела: глаза словно утонули в темных ямах под бровями, а скулы, наоборот, обозначились резче и выступили вперед. Ворот фланелевой ночной рубашки был туго затянут шнурком, но Греттир знал, что ключицы под ней натянули кожу, будто готовые выпрямиться ветки.
Мама, мама, что же мне с тобой делать? С кем я останусь, если ты уйдешь?
На кухне уже закипал чайник, Вендела засыпала какие-то травки в большую кружку. Греттир заглянул в холодильник и перевел на нее тоскующий взгляд:
— А морковки больше нет?
Вендела прикусила губу, не зная, смеяться ей или злиться. Вот же подсадила волка на корнеплод. Ну, ничего не поделаешь, сама виновата.
— Сейчас будет. Иди мой руки.
Дважды просить не пришлось. Когда Греттир вернулся к столу, чай настаивался в кружке под полотенцем, а морковка в глиняном горшочке уже ждала его в микроволновке. Вендела быстро накрыла на стол, а Греттир внимательно следил за ней и откровенно кайфовал. Теплый свет из низко висящей над столом лампы, запахи еды, женские руки, ставящие перед ним тарелку, позволяли отгородиться от внешнего мира с его проблемами, и оставить атаки конкурентов, проблемы с арендаторами, «потерявшиеся» грузы в темноте за окном.