Золотая пучина
Шрифт:
Ваницкий аплодировал:
— Браво, Яким! Вы превосходнейший агитатор.
— Благолепно-то как сказывает Яким, как наш Кузьма, — умилилась Матрёна. — Спасибо, батюшка Аркадий Илларионыч, што упредил глаза-то закрыть. Зажмурившись, куда благолепнее слушать. А про царицу-то больше не будет? Вроде, не досказали чего?
Ротмистр бросил укоризненный взгляд на Ваницкого.
Ваницкий развёл руками.
— Про царицу потом доскажу, Матрёна Родионовна. Не забуду.
Захмелевший Лесовик ушел в Ванюшкину комнату. Остальных
Кабинетом он очень гордился.
Желтые кожаные кресла у стен. У окна письменный стол с массивным прибором чёрного мрамора — адвокат выбирал. Шкаф с книгами. Тоже адвокат выбирал. Огромная картина в позолоченной раме: бурное море, и на нём корабль. В углу лампада перед киотом.
Устий рассадил гостей и сразу стал оживлённей, подвижней. Потирая руки, толкнул под бок Симеона.
— Притвори дверь покрепче. Так. Теперича становь сюды маленький столик. Так, — и достал из кармана колоду карт. — Перекинемся, гостюшки. Аркадий Илларионыч, подсаживайтесь к столу.
— Я не против. Только ведь пост. Не грех будет, Устин Силантьевич?
— Дык ведь как вам сказать, Аркадий Илларионыч, — оглянулся Устин на иконы. — В священном писании про всякое есть, а про карты ни слова. Стало быть, карты — не грех, — но на всякий случай привычньм жестом задёрнул шторку перед киотом.
— Так, так. Вот она, философия жизни. Грех упрячем в орех, а ядрышко в рот. В преферанс перебросимся, — предложил ротмистр.
— Устин Силантич, к тебе гость, — крикнула из столовой Матрёна. — Да отоприте дверь-то. Пошто закрючились?
Ротмистр приметил, как вздрогнул Ваницкий.
— А ну тебя к бесам, — рявкнул Устин.
— Гость-то из банку…
— Из банку? — лицо Устина как пылью покрылось.
— Согласно параграфу двадцать один договора… Зачитываю его: «Если покупатель — покупатель это вы, господин Рогачёв, — если покупатель просрочит второй платеж, банку представляется право вступить в управление прииском и наложить арест на намытое золото до полного погашения долга». Господин Рогачёв, вы можете сейчас же, немедленно погасить свой долг перед банком?
У Устина мускулы напряглись. Желваки заиграли на скулах под бородой, и она, как рожь в непогоду, заходила волнами.
Так, напружинясь, ещё дед и прадед Устина готовились к встрече с мчавшейся с гор лавиной, укрощали уроса — жеребца или смотрели в маленькие злые глаза вставшего на дыбы медведя.
Молча смотрели. Молчал и Устин.
— Господин Рогачёв, ответьте, пожалуйста, сможете вы немедленно погасить свой долг перед банком? — напомнил приезжий.
— Кого? — Устин сторожко оглядел столовую. Все сидели молча, опустив головы, как на поминках. Представитель банка — у обеденного стола. Не успели убрать ещё стол: скатерть залита вином и медовухой, объедки горками на тарелках. Ваницкий, ротмистр, Симеон, Ванюшка — на стульях, вдоль стен — безмолвные
— Устинушка, родненький, што ж такое деется-то. Один прииск начисто отобрали, теперича за второй принялись. Шкуру дерут. У-у, варначья кровь, — грозила она кулаком представителю банка и шикала на него, как на гуся.
— Погоди, мать, не кудахтай, — отстранил Устин Матрёну.
— На основании вышеизложенного банк уполномочивает меня приступить к управлению прииском некредитоспособного должника Устина Силантьевича Рогачёва, — закончил представитель банка.
— Как неспособный, — возмутился Устин и одновременно оробел, как робел год назад перед управляющим господина Ваницкого. И снова та же непонятная сила схватила за горло, давит.
Зачем-то Ваницкий сел рядом с представителем банка, и Устину показалось, что теперь стало два судьи. Горло сдавило сильнее. Перед глазами замельтешили чёрные точки, как мошкара на покосе.
— Пал Палыч, — пристукнул ладонью Ваницкий банковские документы, — я не понимаю и решительно осуждаю скоропалительные… неоправданные действия банка. Я видел работы на Устиновском прииске и свидетельствую своим честным словом: через двадцать дней шахта будет пройдена. А вы разоряете дебитора накануне…
Ваницкий говорил долго. Незнакомые слова мешали Устину понять всё, что он говорил, но главное повял: «Заступник… Брат ты мне… Брат…» И когда Ваницкий перестал говорить, в свою очередь, тоже стукнул кулаком по столу. Но легонько, с почтением.
— Правильно всё Аркадий Илларионыч обсказал. Спасибо ему, — Устин поклонился. — Да ежели в шахту не верите, так посля паски я свадьбу сына играю и Богомдарованный мой снова будет. С него заплачу.
Павел Павлович продолжал невозмутимо читать.
— Кроме задолженности за прииск Аркадьевский покупатель — покупатель это вы, господин Рогачёв — имеет долг перед банком за проданное ему, — то есть вам, господин Рогачёв, — оборудование, ранее принадлежавшее господину Ваницкому. Согласно параграфу двадцать четыре, в случае просрочки платежей, означенное оборудование поступает в собственность банка и реализуется им в возмещение причинённых убытков. Господин Ваницкий, я уполномочен вести переговоры о реализации поименованного в письме имущества. Господин Ваницкий, вы купите оборудование?
Аркадий Илларионович очень естественно изобразил изумление.
— Я? Не-е знаю. Так неожиданно. Оно предназначалось для Аркадьевского прииска, а прииск теперь не мой. И… — он резко повысил голос. — Я считаю бесчеловечным разорять Устина Силантьевича накануне пуска его первой шахты. Я не могу допустить этого как человек, как член комитета общественного порядка. Я буду протестовать, сколько есть сил. И если уж мой протест не поможет, то, конечно, выручу Устина Силантьевича, но… сами понимаете, за половинную цену.