Золотая пучина

Ляхницкий Владислав Михайлович

Лакей Ваницкого проводил Сысоя в небольшую мрачную комнату с низким сводчатым потолком, с одним небольшим окошком на северную сторону. Из-за стола, заваленного книгами в потрепанных кожаных переплетах, поднялся Бельков.

— Сысой Пантелеймонович! Очень приятно. Проходите, пожалуйста.

— Здорово живём. А где Аркадий Илларионович?

— Уехал в клуб поразвлечься.

— Как? Он же меня оторвал от делов! Им развлечься, а меня от делов…

— Извините, пожалуйста. Садитесь, — пригласил Бельков, показывая

на стул. И огорошил вопросом:

— Вы, кажется, собираетесь ехать на свадьбу молодых Рогачёвых?

Сысой удивился: «Откуда он знает?»

Адвокат пояснил:

— Лошадей ямщикам, заказали?

— А… Собираюсь. Надо проведать друзей. Может, вас прихватить? 

— Спасибо за приглашение, но мне этот вояж ни к чему. Да и вы уезжаете зря, на самую пасху. Распутица. Грязь.

«Знал бы ты, зачем я еду», — усмехнулся Сысой про себя и невольно приложил руку к груди. Там, в кармане лежала новёхонькая чековая книжка. На невзрачной зелёной обложке надпись крупными буквами: «Сысой Пантелеймонович Козулин». Нужды нет, что пока на текущем счету всего сто рублей. Пройдёт неделя-другая, и золотой поток хлынет с Богомдарованного. Пока об этом счете не знает никто. Но вскоре…

— Поторопились обзавестись чековой книжкой, Сысой Пантелеймонович, — усмехнулся адвокат.

— Откуда вы знаете?

— Что вы поторопились? Пожалуйста, — и протянул Сысою газету. Красным карандашом жирно обведено напечатанное большими буквами:

«Объявляются торги на прииск Богомдарованный, ранее принадлежавший крестьянке Притаёженской волости Ксении Филаретовне Рогачёвой».

Сысой глотнул воздух, закашлялся, и только нечленораздельное «к-а-к…» вырвалось у него.

— Та-ак… — Бельков тоже взволнован. Наступил завершающий этап борьбы за прииск Богомдарованный. И последний ход должен сделать сам Сысой. Адвокат с нескрываемой тревогой смотрел на его побагровевшее лицо, на то, как трепетали тонкие ноздри хищного, крючковатого носа.

— Врёте!. Ксюха хозяйка, — захрипел Сысой. — Я пойду в управление… Я докажу… — и поднялся с дивана.

Бельков проворно загородил ему дорогу. Оттеснил к дивану.

— Успокойтесь, Сысой Пантелеймонович, — и, выждав немного, пояснил:

— При ревизии дел неожиданно обнаружилось, что владелица прииска Богомдарованного Ксения Филаретовна Рогачёва не внесла подесятинной оплаты десять рублей сорок копеек. Чепуха на первый взгляд. Правда? Но закон есть закон…

Адвокат подавил невольную улыбку. Не ревизия, а он указал где надо на отсутствие в деле соответствующей квитанции.

— Ксении Филаретовне посылали письма с напоминанием. Вот копия почтовой квитанции. Вот копия второй квитанции. Третьей. И на все три письма никакого ответа.

И снова на тонких губах адвоката чуть приметно задрожала улыбка. Он мог показать бы Сысою и самые письма. Они лежали в углу его сейфа, а рядом с ними расписки Маркела Амвросиевича. Крупные суммы перепали Маркелу Амвросиевичу, чиновнику горного ведомства, чтоб эти письма оказались в сейфе адвоката Ваницкого, а в Рогачёво пошли другие, пустяковые письма.

— Вот так, Сысой Пантелеймонович. Затем было обнаружено, что эта сумма десять рублей сорок копеек внесена в управление от имени Устина

Силантьевича Рогачёва. По всей видимости, он вносил её именно за прииск Богомдарованный, но в дело о владении прииском неожиданно вмешались вы, Сысой Пантелеймонович. И когда черным по белому было сказано, что владелицей прииска является Ксения Рогачёва, то, понимаете, взнос Устина оказался совсем ни при чем. Ему написали письмо, прося согласия на зачисление этих денег на счет Ксении Рогачёвой. Вот квитанции почты. Никакого ответа. Прииск Богомдарованный оказался бесхозным и был секвестрован. Я говорил Маркелу Амвросиевичу: ограниченный вы человек. Не видели своего счастья. Взяли бы и внесли свои деньги… Десять рублей сорок копеек. Потом Ксения Филаретовна, да не только Ксения, и Сысой Пантелеймонович озолотили бы вас с головы до ног. Не было денег, позвонили бы мне. — Бельков замолчал, уставясь на Сысоя по-стариковски красными, выпуклыми глазами.

Медленно, медленно осмысливал Сысой происшедшее.

«Прииск Устиновский без золота оказался… Сам Устин без копейки… Если у Ксюхи Богомдарованный отберут, так с кого ж я за спирт получу, за лошадей, за оборудование, что отец отпускал Устину? Я сам по уши в долги залез, ублажая Сёмшу…»

Унаследованная от матери горячая южная кровь прилила к голове.

— Врёшь! Врёшь! — исступленно крикнул Сысой. — Это ты с Ваницким подстроил. — Воры! Бандиты!

Испуг перекосил лицо адвоката. Он отступил за стол.

— Прячешься, сволочь! А мне куда от вас спрятаться? Некуда! Обобрали до нитки.

Сысой застучал кулаком об стол. Вскочил. Ударился головой об угол шкафа и даже не почувствовал боли, только ярость сильнее вскипела. С криком «Грабитель! Кровопивец!» скачками обежал вокруг стола, схватив адвоката за горло, швырнул его на пол.

…Очнулся Сысой. Два дюжих лакея держали его за руки, а в углу, за столом, поднимался с пола Бельков. Крахмальная манишка разорвана, галстук чёрной бабочкой висел на волосатой груди. Из рассеченной губы текла струйка крови.

Сысой рванулся к нему.

— Убью. Все равно убью и тебя и Ваницкого.

— Свяжите его, — устало попросил адвокат и, держась за стенку, вышел из комнаты.

Он вернулся не скоро. Умытый, припудренный. Только губа распухла и в серых глазах сверкали искорки бешенства. Взглянув на лежавшего на полу связанного Сысоя, приказал лакеям:

— Посадите его на стул и идите. — Подошел к сейфу, вынув папки, сел к столу. Раскрыл их и, казалось, забыл обо всём на свете.

— Гад… Сволочь… — хрипел Сысой и рвался, стараясь освободиться от пут.

— А, вы ещё упражняетесь в красноречии? Валяйте, валяйте.

— Убью. Все равно убью. Не сегодня, так завтра…

— Пожалейте. У меня мать старушка, сестра больная, внучек. Их нельзя огорчать.

— Убью!

— Успокойтесь. Мне нужно обстоятельно поговорить с вами по делу,

На зеленом поле бильярда россыпь шаров. Как зверьки разбежались они по столу и замерли в ожидании.

— Лево в угол шара…

Спугнутый кием, мчится зверь-биток через поле, ударяет другого и тот юркает в нору, а биток прижался к борту и замер.