Золотая пучина
Шрифт:
Председатель кивал головой, словно подтверждая каждое слово зачиночного протокола торгов.
— Действуя на основании статей Свода законов и распоряжений министра двора бывшего его императорского величества, постановили: за невнесение подесятинной арендной платы за земли по ключу Безымянке прииск Богомдарованный секвестровать, объявить об оных деяниях в губернской газете… Торги начинаются с первой предложенной цены.
И сразу же раздался голос:
— Сысой Козулин — тыщу рублей.
Председатель поднял молоток.
— Сысой
Ваницкий поднял руку и крикнул:
— Ваницкий — две тысячи!
— Ваницкий, две тысячи — раз… Ваницкий, две тысячи— два… Ваницкий, две…
— Анонимное акционерное общество «Сибирь» — три тысячи, — пробасил Серафим Гаврилович.
В торге участвовало много людей. Установился порядок. Каждый знал, после кого набивать ему цену, и ждал своей очереди.
— Вы говорите — бунтуют у нас, — продолжал товарищ прокурора начатый разговор. — Ерунда. В нашем городе полный порядок. А вот в Петрограде… Вы читали последние номера газет?
— Читал. Ничего особенного. Франция и Англия признали правительство князя Львова. Всё образуется, как говорят в народе.
— А читали вы «Правду»?
— Фи! Прокурор! Я таких гадостей не читаю.
— Что гадость — не спорю. Но читать её нужно. Из-за границы приехал Ленин и выступил с программной статьей, призывает ко второй революции. Призывает народ брать власть в свои руки. Даже Плеханов, на что прохвост, и тот возмутился.
— Черт знает что. Куда же смотрит министр юстиции?
— Сысой Козулин — пять тысяч!
— Керенский? — товарищ прокурора пожал плечами. — Гм… хотелось бы мне, чтоб Ленин приехал сюда. Я бы с ним нашёл тему для разговора. Славу богу, закон Российской империи ещё действует, а там есть хорошенькая статейка о подстрекательстве к ниспровержению власти. Кстати, как поживают ваши августейшие покровители?
— Какие августейшие? Не знаю таких, — и так как подошла его очередь делать ставку, выкрикнул — «Сибирь» — семь тысяч двести!
— Будто? Говорят, — настаивал товарищ прокурора, — за вывеской анонимного общества скрывается великий князь Николай Николаевич… Кирилл… ещё кто-то из августейших… Как?
— Не знаю. Я человек маленький.
— Ваницкий — девять тысяч!
У Серафима Гавриловича есть и ещё забота. В городе неспокойно, а у него свои пароходы. Приближается навигация, и опять забастовки начнутся. Везде комитеты, советы, не знаешь с кем и как говорить.
— Арестовали бы вы этих зачинщиков, к ногтю — и мокрое место. Вам же власть дана. А уж мы б вас поддержали… «Сибирь» — девять тысяч пятьсот!
— Акционерное общество «Сибирь» — девять тысяч пятьсот р-раз, — отбивал по столу председательский молоток. — Акционерное общество «Сибирь», девять тысяч пятьсот… д-два! Акционерное общество, девять тысяч… пятьсот…
— Сысой Козулин — девять тысяч шестьсот.
— Сысой
— Милый Серафим Гаврилович, где вы живёте? — наставительно говорил товарищ прокурора. — В России! Приходит ко мне вчера из совета мужик в смазных сапогах. Полгода назад швейцар бы его из прихожей да в шею, а сегодня — «пожалте, прошу». А он заходит и прямо: «Вы такое-то распоряжение министра Керенского получили? Не вздумайте выполнять, а то забастовка». Эх, да что говорить. Скоро коррида начнётся, а, Серафим Гаврилович?
— Какая коррида?
— Ну бой быков. Вы же с Ваницким быки.
— Хе, хе, острый у вас язычок. Только настоящий бой начнётся под вечер, когда цены к полмиллиону подскочут. А сейчас просто перестрелка. Акционерное общество— десять тысяч семьсот!
— Во-во. И подумать только, представитель великого князя Николая Николаевича, великого князя Кирилла и выходит на бой с каким-то Ваницким. То ли было полгода назад!
Серафим Гаврилович тяжело вздохнул.
— А вернётся это доброе старое время или уж нет?
— Вернется. Побалуются немного в министров, в демократию, доведут Россию до полного разорения, и снова к варягам: «страна наша велика и обильна…»
— Да хоть бы варяги скорей.
— Дайте войну с немцами кончить, а там, — товарищ прокурора сжал холёный белый кулак.
В ложе репортёров зазвонил телефон.
— Сысой Козулин — двенадцать тысяч р-раз, — ударил молотком по столу председатель и скосил глаза на ложу прессы.
— Сейчас за Козулиным Ваницкий подбросит сотнягу, потом я. Бой на измор — кто скорее заснет, — шепнул Серафим Гаврилович и привстал, как-то весь подался в сторону ложи Ваницкого. — Что там происходит?..
Председательский молоток медленно поднимался.
— Сысой Козулин — двенадцать тысяч д-два…
— Господин Ваницкий, возьмите же трубку, — говорил репортёр.
— Скажите, что я занят, скажите, что меня нет в театре.
— Сысой Козулин двенадцать тысяч… — председатель не спускал глаз с ложи Ваницкого.
— Его нет в театре. Да, да, — кричал репортер в трубку. — Что? Что-о? Аркадий Илларионович, срочно просят. Что-то случилось на Бодомдарованном…
— Чего же вы молчите! — перегнувшись из ложи, Ваницкий выхватил трубку и, прижав её к уху, закричал — Ваницкий… Я слушаю… Что? Что?
— Сысой Козулин — двенадцать тысяч, — повторил председатель, тр-р…
— Одну минуточку, — остановил председателя Аркадий Илларионович. — Ради бога, одну минуточку. Ваницкий…
— Что случилось на Богомдарованном? — закричал Серафим Гаврилович.
— Ваницкий… — Аркадий Илларионович положил телефонную трубку. — Ваницкий не делает ставки.
— О-ох, — выдохнул зал.
— Три-и-и, — председательский молоток ударил по-столу. — Прииск Богомдарованный продан Сысою Козулину за двенадцать тысяч.