Золотая рыбка для мажора
Шрифт:
— Прости, Рит. Ты права, — задумчиво потирает бровь. — Нам нужно отбросить игры в сторону и поговорить предельно откровенно. Я готов тебе выложить всё как на духу.
И на этот раз я его словам безоговорочно верю. Не знаю почему. Может быть, из-за того, что при всех творимых им закидонах я никогда не испытывала к Богдану Алексеевичу неприязни. Может, потому что преклоняюсь перед его талантом. А может, потому что в глубине души жалела верить. Или кровь подсказала?
— А я готова выслушать и не рубить с плеча, — обещаю по
Себе и ему. Разговор у нас будет непростой. Наверняка захочется промочить горло.
— Мне неприятно об этом говорить, Рит, но я очень несчастен и одинок, — начинает Вязьмин, опустив подбородок на сложенные замком руки. — Жизнь проходит, и с каждым годом я всё отчетливее понимаю, как много наделал ошибок и сколько возможностей упустил. Я был женат на женщине, с которой никогда не имел душевной близости. А ту, что была дорога, обидел. Женился на картинке, потому что это было престижно и возвышало меня в глазах окружающих. У нас есть дочь, твоя младшая сестра, ей двенадцать…
Это я знаю. Читала в красной папке. Но тогда девочка не была моей сестрой, и я даже имени её не запомнила.
— Как её зовут? — спрашиваю шёпотом.
Мне хочется его пожалеть, погладить, но не решаюсь.
— Купава. Это я выбрал ей имя, но на этом всё, — с горечью признаётся скульптор, — дочь не хочет меня знать и даже не принимает подарки, потому что её мать сказала, что я сумасшедший извращенец. Купава ей верит.
Я хмурюсь и сжимаю под столом кулаки. Мне до слез жаль Богдана Алексеевича, а жену его хочется прибить!
— Вы не сумасшедший и не извращенец! — с чувством заверяю я его. — Я же видела ваше кладбище шедевров. Вы очень талантливый!
— Вот мы и дошли до сути, Рита. Ты единственный человек, который пытается относиться ко мне лояльно. Я не могу тебя потерять, как когда-то потерял твою маму, к которой у меня были настоящие чувства. Ты не представляешь, как я себя ломал, чтобы не сорваться и не поехать к ней, наплевав на родителей. И ты не представляешь, как я сейчас жалею, что этого не сделал.
— Не надо жалеть, — говорю, поддаваясь порыву, — может, правду говорят про то, что всему своё время?
— Может, ты и права, дочь. Может… Но я прошу тебя дать мне шанс всё исправить.
И тут меня словно молнией поражает догадкой:
— Вы хотите меня отправить отдыхать, чтобы остаться с мамой и попробовать помириться? — выдыхаю пораженно.
— Бинго! И получить настоящую семью с женой и дочкой, — как на духу сознается Вязьмин.
И вот в это я тоже верю. Во внезапную отцовскую любовь — нет, а во вновь вспыхнувшие старые чувства — да. И меня это трогает! Потому что мама тоже одинока и, судя по всему, однолюбка.
— Договорились, — говорю и протягиваю ему руку. — Я согласна вас поддерживать. Только пообещайте не устраивать спектаклей, где я потерянная в детстве и наконец обретенная малышка,
— Знаешь, Рит, я смотрю на тебя, слушаю и любуюсь. Лана воспитала тебя прекрасным человеком: не испорченным, честным и добрым. Я, конечно, сейчас могу тебе пообещать что угодно, но не уверен, что это будет искренне. Мне действительно очень хочется о тебе заботиться, опекать и защищать от всех проблем.
Мне так приятно это слышать и так тепло на душе, что я счастливо улыбаюсь, а видя мою улыбку, расцветает и Богдан Алексеевич.
— Ну что ж, куда в таком случае я поеду? — спрашиваю, потирая руки.
Они немного затекли, пока я держала их сжатыми в кулаки.
— О, ну тут выбор места ограничен лишь техническими возможностями. Виза есть? — мгновенно загорается азартом Вязьмин и берет в руки свой телефон, а я беру свой.
Провожу пальцем, оживляя экран, и мне выпадает сообщение:
«Пожалуйста, поговори со мной, Маргаритка».
Сердце ухает в пятки, а потом подпрыгивает и начинает отсчитывать удары в горле. Что он творит? Зачем мне пишет? Я удаляю сообщение не открывая, заношу номер Гесса в чёрный список.
— Шенген есть, — заставляю себя вернуться к разговору.
— Прекрасно! У меня есть недвижимость в Монако, Лондоне, вилла на Кипре, Ибице и ещё…
— Стоп, стоп, стоп. Я же отдохнуть хочу, — прерываю я впечатляющий список предложений, который совершенно не подходит к моему пониманию отдыха. — Развеяться, а не насладиться полным одиночеством. Я бы поехала в отель, где есть другие туристы. Анимация, молодёжь…
— А ты права, дочка! — тут же соглашается Богдан Алексеевич. Его сговорчивость немного пугает, но я от этого чувства отмахиваюсь. — Это будет самое правильное. Развлекись там по полной программе, только не забывай об осторожности и благоразумии.
— Не сомневайтесь, — заявляю со всей ответственностью, потому что точно знаю: мне произошедшее с Гессом накрепко мозги вправило.
— Тогда позвоню-ка я в свою консьерж-службу и попрошу найти горящий тур, — хитро подмигивает Вязьмин. — Ты, главное, со страной определись, Рит.
Со страной, со страной… Мне ведь предстоит уехать на год за границу…
Я вдруг отчётливо понимаю, что отдохнуть хочу на нашем юге! Хочу спокойно везде ходить и общаться на родном языке, а ещё я всегда хотела посетить Олимпийские объекты, да и денег мне сто процентов на всё хватит.
— Я хочу в Сочи, — сообщаю, приняв решение.
Вязьмин смотрит на меня с подозрением, но я выдерживаю его взгляд и уверенно киваю — для пущей убедительности.
— Ну смотри. В Сочи так в Сочи, — Богдан Алексеевич нажимает на контакт в телефоне. — Вязьмин… Доброго дня, Виктор. Мне нужно как можно скорее отправить отдыхать в Сочи дочь… Нет, одну. Да нет, не Купаву. Старшую… Да, есть…Маргарита Удачина, у вас должны быть её паспортные данные… Да, именно! Она у вас работала, верно…