Золотая змея. Голодные собаки
Шрифт:
— Видишь, — сказал он брату, — мухи тут как тут, запустим, так и черви заведутся.
И он залил открытую рану какой-то жгучей черной жидкостью.
Тощий чувствовал, что этот упрямый, беспощадный, умный человек умеет быть и другом. Он подолгу сидел около пса, похлопывая его по спине, приносил им с Дружком еду в большой раковине. Дружок был хорошим товарищем — он не спеша ел и, хотя был свободен, не рычал и не трогал Тощего. Хулиан говорил:
— Пускай побратаются. Когда вдвоем борешься с бедой, сил вчетверо больше.
Он тоже искал друга. Кто знает, сколько еще протянет Блас? С теми, кто
И Хулиан внимательно глядел на пса:
— Тощий, Тощенький…
Рана зажила, не болела. Тощий потолстел — его сытно кормили юккой и копченым мясом. Дружок привязался к нему, часто подходил и дружески обнюхивал. Глаза привыкли к зелено-серому лесу и красным пятнам скал. Шум воды и листьев уже убаюкивал — так бывает, когда к этому привыкнешь. А человек, еще вчера такой злой, ласково смотрел на него, гладил и хвалил:
— Тощий, Тощенький!..
И однажды Тощий все понял. Он вильнул хвостом и лизнул руку человеку, беспокойно и растроганно скуля. Хулиан поспешил освободить его, и Тощий, отрывисто лая, стал бегать и скакать вокруг своего вчерашнего врага. Как они оба радовались!
— Посмотри, Блас, посмотри! — кричал Хулиан.
Тощий прыгал на своего хозяина — да, теперь это был его хозяин, — а тот легонько шлепал его и ласково ругал. Ведь есть такие люди, что и бранятся и ласкают одинаково, только голос разный.
Когда человек и собака вдоволь повеселились, Тощий и Дружок вместе побежали в маленькую долину. Ее новый житель увидел огород, двух лошадей на небольшом выгоне, кактусы, лес, скалы и реку, испокон веков омывавшую эту суровую землю. Пес глотнул чистой воды, теперь он стал полноправным гражданином Ущелья. Дело в том, что в горах северного Перу — а именно там произошла наша история — повсюду есть вода, не простая, а волшебная. В Кахабамбе — это вода из Такшаны, в Уамачуко — из Птичьего потока. И всюду так. Пришелец, которому доведется испить такой воды, не вернется домой — вода приворожит его.
Тощий больше не пас овец. Ему поручили коров. Коровы попадались и сердитые и покорные, но все ленивые, они не хотели идти и дружно ополчались против лающего на них пса. Коровы не понимали языка, на котором привык объясняться Тощий. Когда он лаял им в уши, они на него кидались. Дружок терпеливо учил его. Тощего не раз бодали, пока он усвоил, что корову надо кусать сзади за ногу и тут же отскакивать, чтобы увернуться от рогов. К тому же он понял: лаять надо издалека. Когда он лаял рядом, коровы идти не хотели, раздражались и норовили боднуть. Тогда приходилось вмешиваться людям; они наводили порядок кнутом и ругали Тощего за то, что он всех задерживает. Но постепенно Тощий усвоил свои обязанности, и караван пошел быстрее. Эти люди всегда спешили.
Работа была тяжелая. Они покидали Ущелье ночью, шли дня два и подбирались к стадам обычно на рассвете. Чтобы обмануть сторожей, которых владельцы стад ставили в самых разных местах, они угоняли скот при луне или в предрассветных сумерках.
Разделить стадо коров — дело нелегкое. Отогнанные коровы так и норовят вернуться к своим. Правда, иногда удавалось угнать все стадо, но чаще уводили голов десять — двенадцать. Большое стадо идет слишком медленно, а Селедоны
Вначале Тощему приходилось тяжело, но постепенно он освоился. Его сердце радостно билось, когда он шел за беспокойным стадом и под ливнем, и при свете звезд, и под режущим ветром, в слепой мгле… Он любил теперь лежать рядом с Хулианом, таким теплым, сильным, и бодрствовать, насторожив уши. У хозяина было мало друзей. Кроме Мартина, у которого он провел первую ночь, Тощий познакомился с Сантосом Бакой, Венансио Кампосом и еще тремя-четырьмя людьми, жившими в горах. Пастухи братьев не выдавали, сообщали им нужные сведения, а если надо, доставали винчестеры, припрятанные среди циновок, и присоединялись к Селедонам. Познакомился он и с Элисой, хорошенькой индианкой из селения Сарун. Она жила в начале главной улицы в красно-белом домике, окруженном кустами с сочными синеватыми листьями. Иногда ночью туда приходил Хулиан, Элиса встречала его у ограды, и они болтали вполголоса. Здесь, в темноте, получал Хулиан свою долю нежности. Тощий наблюдал за дорогой, зажав в зубах веревку, которой была привязана лошадь, а та дремала, опустив голову, и маялась в ожидании, — ее хозяин возвращался на рассвете.
Как-то раз Тощий увидел издали свою родную отару. Там была Антука, собаки, овцы — вся его прежняя жизнь, по которой он так долго тосковал. Он остановился в нерешительности и глядел на стадо, которое неторопливо двигалось вперед. Броситься к нему? Или идти за Хулианом? Тот наблюдал за псом. Потом позвал:
— Тощий, Тощий…
Пес повернул голову. Поймал ласковый, упорный взгляд хозяина, вспомнил свою нелегкую, полную случайностей жизнь, вечную спешку, ночи, опасности, страх смерти.
— Тощий, Тощий…
И, повинуясь зову сильного, Тощий медленно пошел за Хулианом. Так он решил свою судьбу.
Тощий был хорошим товарищем и верным сторожем. Он не только погонял стадо, много раз он спасал хозяину жизнь.
Однажды, высоко в горах, спрятав коров за камнями, они поджидали перекупщиков, которые должны были забрать стадо. Ночь была темной, но все же во мгле можно было различить белые пятна на коровьих боках, очертания камней и горбатый профиль гор. Свистел ветер, пронизывающий холод забирался под пончо. Хулиан и Блас, сторожившие стадо с разных сторон, едва видели друг друга. Они сидели в траве, держа винчестеры наготове, и поднимались только, если какая-нибудь корова пыталась уйти.
Собаки были рядом с ними и зорко всматривались в даль, а лошади — им ослабили уздечки — жевали жесткую траву. Внезапно Тощий заволновался, тихо зарычал и насторожил уши. Разглядеть ничего было нельзя. Хулиан тоже забеспокоился. Чутьем человека, не раз бывавшего на волосок от смерти, он предчувствовал опасность и в эту тревожную минуту вспоминал всю свою жизнь. Прошлое проходило перед ним. Земля давала мало, а хозяин заставлял работать все больше и больше. И вот вспышка ярости, багровый туман, блеск ножа. Хозяин сказал ему: «Вор, ворюга!» — и ударил хлыстом, а Хулиан выхватил нож. Он мягко вошел в тело по самую рукоятку, и хозяин упал, истекая кровью.