Золотая змея. Голодные собаки
Шрифт:
Заговорили карабины. Винчестеры ответили им. Полицейские наступали. Едва ли их только трое. Чоло спрятались за валунами и стали выглядывать. Полицейские исчезли на минуту из поля зрения. Они тоже укрылись за камнями. Пули ударялись о землю, разрывая на куски стебли чамисы. Это множило звуки выстрелов, и казалось, что далеко, среди скал, идет настоящая битва.
— Пройдем лесом по косогору, выйдем к реке и переплывем на ту сторону, — пробормотал Крисанто. Он не разрядил еще своего револьвера, зная, что из него далеко не выстрелишь.
И чоло побежали было по
— Собака! — зарычал Хулиан и выстрелил в него.
Блас тоже выругался и тоже яростно пальнул из винчестера. На них обрушился новый залп, затрещали срезанные пулями ветви. Ужак с карабином в руке вызывающе глядел на чоло, но те были готовы биться до конца. Пусть только подойдет!
— Селедоны, бросайте оружие и выходите! — крикнул Чумпи.
Чоло зарычали, точно загнанные звери:
— Попробуйте подойти, собаки!
Пули посыпались со всех сторон. Сам Ужак быстро прицелился и выстрелил. Он вставил новую обойму, полицейские тоже. Их было хорошо видно — солнце уже взошло. Пятна мундиров ярко синели на зелени холмов.
— Вперед! — крикнул Ужак. — Целься верней!
Полицейские перебегали от дерева к дереву. Один из них упал. Чоло засели в кустах у ручья, протекавшего позади хижины. Перепуганные собаки жались к хозяевам. Кругом жужжали пули, витала смерть.
Дружка настигла пуля, он растянулся на земле, и у него горлом хлынула кровь. Блас вздохнул, горячий пар бурлящей крови обжег ему грудь.
— Эй вы, как с патронами?
— Штук пятьдесят осталось, не больше.
— Тогда бежим к пещере…
Грот был довольно высоко, у подножья голых скал. К нему надо было подниматься по тропинке, которая извивалась по лысоватому склону. Там, во всяком случае временно, беглецы были бы в безопасности. Над гротом громоздились неприступные скалы, а единственный проход можно было легко закрыть огнем винчестеров. Чоло переглянулись, один из них дал знак, и все трое помчались к гроту.
Ужак крикнул своим:
— Вперед! Огонь, ребята!..
Полицейские кинулись следом, временами останавливаясь, чтобы выстрелить. Вот беглецы уже достигли тропинки, вот они карабкаются вверх по склону. Но тут упал Крисанто. Братья неслись под свист и щелканье пуль, которые ударялись о камни или врезались в землю, поднимая фонтаны пыли. Влетев в темный грот, чоло бросились наземь. Тощий уже был там и лаял, сжавшись в углу.
— Пусть теперь подойдут…
— Пусть подойдут…
Винчестеры были нацелены на вход. Пули полицейских разбивались о своды, со свистом выбивая осколки камня. Вдруг огонь прекратился, и Блас орлиным глазом посмотрел вниз, за темный край пещеры. Там, на тропинке, полицейские остановились шагах в ста от Крисанто, держа карабины наготове.
— Брось револьвер!
Блас завыл, когда бедный Крисанто отбросил револьвер в сторону. Двое полицейских подошли к нему, остальные продолжали целиться. Вот один поднял револьвер. Вот оба уже стоят над раненым.
— Пристрелите
Крисанто червем извивается, кричит, просит пощады, но раздаются два выстрела, и он затихает. Блас Селедон тоже выстрелил, но промахнулся, и дружный ответный залп заставил его спрятаться. Братья поклялись Христом и всеми святыми, что дорого заплатят за свою жизнь. Между тем Чумпи не зевал. Он поставил трех полицейских на тропинке, под прикрытием камней, а сам с тремя другими занялся убитыми.
— Как только высунутся, стреляйте! — сказал он.
Убитого полицейского похоронили под деревом. Труп Крисанто потащили к реке — не хватало еще такому могилу рыть! — и бросили в воду. Сначала труп пошел ко дну, но потом всплыл, и его понесло течением; он ударялся о прибрежные камни, задерживался на миг и опять плыл. Когда-нибудь его прибьет к отмели, налетят стервятники, вспорют сначала живот и выклюют глаза, а потом от него останутся лишь белые кости, и вода будет их омывать.
Чумпи сказал:
— Поделом ему! Слыхали? Как-то в округе Чонат заарканил он вола и ведет как ни в чем не бывало. Старушонка за ним семенит и молит: «Не уводите моего вола… Ничего у меня больше нет… Бедная я… Дети все перемерли…» А этому хоть бы что. «Иди, мол, домой, старая. Послушай добром…» А бабка не отстает, все молит и молит. Ну, вытащил он револьвер да и — бах! — убил старуху наповал, прямо в грудь всадил пулю…
На обратном пути полицейские наткнулись на труп Дружка.
— Брось его в воду, — сказал Ужак одному полицейскому. — Вонять будет.
Началась упорная осада. Люди Чумпи по очереди стерегли спуск и ту единственную тропинку, которая вначале спасла братьев, а теперь день ото дня приближала их к гибели. Свободные от караула полицейские подчищали огород, приканчивали бананы и юкку. Собрали они и коку, не тронули только папайи. Начальник приказал:
— Не рвите папайи, они мне понадобятся.
Четыре дерева гордо устремили к небу стройные стволы. На верхних ветвях плоды начинали поспевать. Через несколько дней многие из них стали совсем желтыми.
— Сорвите спелые, — приказал Чумпи.
И полицейские, у которых уже кончилась провизия, — все, что нашли в хижине, они истребили, — набросились на свежие и сочные папайи. На дереве оставили лишь совсем незрелые. Но если полицейским приходилось туго, то у братьев дело дошло до крайности. Без еды и питья они день ото дня слабели, но винчестеры держали крепко. Ночью по очереди стерегли вход в пещеру; Тощий поднимал лай при малейшем шорохе, и нельзя было понять — взбирается ли кто-то по тропинке или просто ходит внизу. А где теперь Венансио Кампос? Наверное, далеко, не у себя дома. Между тем дни и ночи тянулись, тянулись, и братья почти потеряли представление о времени. Кисеты с кокой опустели. Какое страшное, кровное, нерасторжимое братство соединяло теперь несчастных! Два человека и собака были связаны вместе жестокими узами. Голос смерти объединял их в единой тоске, в едином стремлении к жизни.