Золото абвера
Шрифт:
— Извини! Я совсем забыл, что моя жена, пока еще подданная Германии! — сказал Сергей и поцеловал Керстин в щеку.
Сборы были не долгими. Сергей выскочил из дома, и, поймав первое же такси, помчался на работу, обдумывая в своей голове, разговор с шефом.
Босс особой щедрости к своим сотрудникам не испытывал. По всем предположениям, диалог с ним должен быть весьма жесткий и нелицеприятный. Ворвавшись в офис, Сергей чуть лоб в лоб не столкнулся с Петровичем, который уже собирался уходить домой, сдав смену.
— Петрович, Петровичнаш Босс в офисе? — Спросил Сергей, прямо на ходу.
— Здесь Сергей Владимирович! Сын ваш нашелся? — Спросил Петрович, уже в след Сергею.
— Нет! — ответил из лифта начальник охраны
Сергей ворвался в приемную словно торнадо. Он проскочил в кабинет начальника так быстро, что секретаршалишь сделала, округлыми свои глаза. Она поднялась из- за стола, стараясь, что-то сказать, но Лазарев вихремпромчался мимо нее.
Зайдя в кабинет без всякого приглашения, он с ходу грохнулся в кресло напротив шефа, и пристально глядя ему в глаза, без всяких объяснений спросил:
— Анатолий Кириллович, дай мне три тысячи баксов! Мне нужно во как! Я обязательно отработаю! — Сказал Сергей, и ребром ладони провел по горлу.
Ничего, не спрашивая, Босс «Апреля» открыл сейф и достав деньги, аккуратно положил их в конверт. Недоуменно глядя на взбудораженного начальника охраны, он подал прямо его в руки Лазареву. При этом, не сказав, ни слова. Было ощущение, что в одно мгновение он решился дара речи, или просто былв курсе дел начальника охраны.
— Огромное спасибо, Анатолий Кириллович, я все отдам через месяц, все отдам! — сказал Сергей исловно метеор, выскочил из офиса. Тут онвновьчуть не столкнулся с секретаршей, которая хотела войти в кабинет уже следом за ним.
Через два часа, он уже был дома. Первое, что он спросил у Керстин:
— Звонили!?
Женапокачала головой, и слезы душевной горечи, опять потекли по её лицу. Обняв Сергея, она уткнулась ему в плечо. Керстинплакала, как много лет назад, когда Сергей, окончив школу, воз-вращался в Союз. Керстин плакала, глядя как поезд Вюнсдорф — Москва увозит навсегда в Россию ее первую любовь. В тот миг она считала, что на всю жизнь она теряет того, кому доверилась. Кого любила всей душой. Того, чей ребенок уже шевелился под её сердцем.
Сергей, до слез растроганный чувственностью Керстин, осторожно поднял её на руки. Он положил её на диван, присев рядом. Он нежно и с любовью стал гладить немку по её длинным, и рыжим волосам. Через несколько минут успокоившись, жена уснула измотанная тяжелыми часами ожидания.
Где-то на окраине Москвы, в одном из престижных дачных районов, в шикарном двухэтажном особняке, окруженного, вековыми соснами, и двухметровым забором, бывший старший лейтенант Шершнёв, а ныне, уголовный авторитет по кличке Шершень, временно, разместился в пенатах своего папаши.
Седовласый, отставной полковник уже давненько ни куда из своего жилища не выходил. После последнего пережитого им инсульта старый чекист был парализован. По дому, он передвигался исключительно в инвалидной коляске, но каждый вечер садился за компьютер и одним пальцем, крапал шпионские страсти. Еще днем он выискивал в своей библиотеке нужную информацию. Иногда, на свою пенсию он издавал какие-то жалкие карманные книжки. Но они в виду своей острой коммунистической направленности, особым спросом у народа они не пользовались. Хотя его непоколебимая вера, в возврат идеалов коммунистического бытия, каждый вечер усаживала его за рукопись. Вновь и вновь крапая трудыоб огромной роли НКВД во время Сталина, он неудержимо продолжал, надеялсятаким образом изыскать своих сторонников.
— А я, батя, нашел их! — Сказал Шершень, присаживаясь поближе к отцу для задушевной беседы. — Десять лет, я ждал этого момента! Десять долгих лет я верил, что заполучу то, чего я добивался ценойсвоей свободы.
— Это хорошо сынок, что у меня, остались еще, кое какие связи, в управлении кадров, на Лубянке! А так, искал бы тысвоих подопечныхеще сто лет! Ты же не видел, что здесь творилось в 93. Несомненно, что мы, может быть, попали бы под раздачу
— Мне батя вполне хватило, того, что я получил! Мне еще повезло, что я попал в ментовскую зону на Нижний — Тагил. А если бы к этим блатным ублюдкам, то пришлось бы мне, весь срок на параше кукарекать! Я хвастаться не хочу, да и этим особо не похвастаешь, но сидел я с бывшим зятем, нашего бывшего Генсека. Он на зоне стаканчики под мороженое штамповал. Акогда — то в свое время, был Министром. У него батя тоже еще связи, остались. Я как освободился благодаря его людям, за месяц собрал целое досье, на этих гребаных мусье! А еще скажу тебе как доктор доктору, что тюрьма заставляет не каяться в своих грехах, а наоборот искать более изощренные методы неподвластные великому ментовскому разуму. Да и связями обзаводишься на зоне такими — что мама не горюй!!! — Сказал Молчи-Молчи, расхаживая по комнате.
— Теперь Леша, они тебя вряд ли испугаются! Авантюра твоя закончится скорее пулей во лбу, чем с золотом в кармане. — Сказал отставной полковник.
— Да старичок, связи у них есть! Но я клална их связи большой и толстый! Жаль только десять лет, как коту под хвост! — Сказал Шершень, срываясь на истерику.
— А тебе дебилу, так и надо! Не хрен было связываться, с этими румынами! Неужели ты, тогда не мог понять, что сидишь под колпаком у ШТАЗИ как Штирлиц у Мюллера!
— Не с румынами, а югославами. Не за хрен батя, а почти за триста тысяч баксов! Да не у ШТАЗИ, а у наших с тобой коллег, только из седьмого отдела! Я ведь тогда старался не для себя, за моей спиной очень влиятельные люди стояли. Это благодаря им, половина всей Западной Группы Войск, перекочевала в карманы нашего генералитета. Ты что ли за свою пенсию эту дачу отгрохал? Наверное, сам малость подворовывал! — Сказал Молчи-Молчи, подбираясь заветному к бару отца. Открыв бутылку армянского коньяка, он налил себе в рюмочку. Расхаживая по кабинету окрыленный возможностью, быстрого обогащения Шершень мелкими глоточками, стал вкушать кавказский напиток, постанывая, словно от накатившего душевного оргазма.
— Ты сынуля, бутылочку- то поставь, чай не для вашей, уголовной персоны, лекарство — то приготовлено! Ты себе лучше пойди чифирок завари, там, в столе есть индийский чай, он тебе более привычен, чем мой коньяк! — Сказал отставной чекист, желая больней укусить непутевого сына.
— Да батяня, как тебя времечко поменяло, скуповат, ты стал — сыну родному, коньячка пожалел! — С чувством обиды сказал Шершень.
— А ты Леша, не гоношись, я тебе десять лет, посылки на зону отправлял! Ирка твоя еще там, в Германии, своей жопой крутанула, и развелась с тобой дятлом, пока ты по этапам шаркался! Она же к тебе в Потсдам, на свиданье ни разу не приехала! Все батька родной! А сучка эта уже на второй месяц, подцепила какого то Ганса в Берлине, да скоренько свалила с ним в ФРГ. Сейчас, наверное, живет припеваючи на границе с Францией! Швабам этим, зубы за хорошие деньги вставляет, чтобы они гады, нашу икру могли грызть! — Сказал отставник, подкатывая на своей тележке к бару.
— А я все равно доберусь до неё, вот сейчас своих старых друзей, чуть- чуть обую и с сокровищами, да на Канары. Я за все эти годы отдохну и на солнышке понежусь с коктейлем в руках! — Стал мечтать Шершень, прикладываясь к рюмке с коньяком.
— На нары Лёша, на нары! Ты пока чудила с Нижнего — Тагила зону свою тапочками топтал, пацаны твои, даром время не теряли. За десять лет прошлиКарабах, Абхазию и Чечню. А они уже тебе не салаги, а матерыми спецназовцы и такого как ты, тьфу — размажут по стенке! Так, что Лёша тебя будет проще закрасить, чем отодрать! Они самого «Панасоника» приговорили и Дудаев, их рук дело. Я по ним справочки навел, якобы для своей книги, и скажу тебе одно. Иди лучше на Черкизовский, и торгуй там китайским ширпотребом, я тебе дам денег с гонорара за книжку на твою раскрутку. — Сказал, ерничая над сыном, старый чекист.