Золото Хравна
Шрифт:
– Здорово, Хёскульд! – крикнул Торлейв. – Как дела?
– Вон снегу сколько навалило! – махнул рукавицей кузнец. – А у тебя что слышно?
– Слава Богу, пока ничего, – отозвался Торлейв.
– И впрямь слава Богу. Нам больше новостей не надобно! И так пост на этот Ноль начался хуже некуда. Здравствуй и ты, Вильгельмина! Что Стурла, не вернулся еще из Нидароса?
– Нет покуда, – вздохнула Вильгельмина. – Спасибо тебе на добром слове, Хёскульд!
Он скользил
По разъезженному санями тракту легко было скользить вдоль домиков поселка. Их можно было бы принять за огромные сугробы, если б из дымовых отдушин не поднимались к вечернему небу прозрачные столбы дымов. То было Городище – так называли это место. Здесь обитали в основном самые бедные издольщики округи – те, кто арендовал свои маленькие дворы у богатого местного хольда [58] Откеля Дуве. Этой осенью Торлейв украсил крыльцо и крышу усадьбы Дуве драконьими головами, цветами и искусными переплетеньями деревянных змей, и довольный работой Откель заплатил ему полмарки серебром [59] .
58
Хольд – богатый потомственный «крепкий» бонд.
59
Серебряная марка в XIII–XIV веках обладала большой покупательной способностью, на одну марку можно было купить четырех коров.
«Красный Лось» был большой гостиницей. Три-четыре горницы почти всегда были заняты, и еще две Агнед держала про запас для нежданных гостей. На дворе имелись и другие строения: хлев, конюшни для лошадей постояльцев, две бани и амбар, в котором хозяйка хранила овес для продажи.
Местные крестьяне, хуторяне, мелкие бонды, арендаторы и работники по вечерам нередко собирались в «Красном Лосе», чтобы выпить кружку-другую пива или стаканчик вина, погреться у печи, отведать стряпни Агнед, поговорить и послушать новости и сплетни, что привозил проезжий люд: паломники, лесорубы, охотники, ловцы соколов, коробейники, скальды, монахи и музыканты. Все они шли и ехали к Нидаросу по Дороге Конунгов.
У крыльца сохли плетеные ручные сани с продавленным сиденьем и стояло несколько пар лыж.
Торлейв и Вильгельмина отвязали лыжи и вошли в дом.
После долгого бега по лесу, полному свежего морозного солнца, странно было очутиться в полутьме сеней, среди запахов жилья, еды и браги.
Агнед сама вышла им навстречу со свечой.
– Здравствуй, девочка! – радостно воскликнула она. – Решила проведать старую Агнед? Останешься у меня на ночь?
– Да, если позволите, – улыбнулась Вильгельмина.
– Еще бы я да не позволила, а взяла бы да на ночь глядя выставила за дверь дочь Стурлы Купца! – рассмеялась Агнед. Вдовий плат строго очерчивал ее веснушчатое лицо и ниспадал складками на полные плечи. Упрямая прядь рыжих волос выбилась из-под повязки и золотилась в свете свечи. – А что отец-то твой, не вернулся еще?
– Не вернулся, – грустно отозвалась Вильгельмина. – Что-то долго он в этот раз, я уже начинаю беспокоиться.
– Даст Бог, все будет в порядке! – заверила Агнед. – Сейчас пошлю Бенгту обслужить этих пьяниц там, внизу, а сама приготовлю вам ужин.
– Погоди, Агнед, – позвал ее Торлейв. – Скажи, охотники, что прошлой ночью останавливались у тебя, они всё еще здесь? Нилус из Гиске, Стюрмир, сын Борда,
– В лес они ушли. Обещали вернуться не сегодня-завтра, даже вещи у меня оставили. А зачем они тебе, родич?
– Так. Хотел узнать у них кое-что.
В глазах Агнед мелькнуло любопытство. Но она справилась с собой и не стала ни о чем расспрашивать племянника.
– Все время забываю, что он уже взрослый! – пожаловалась она Вильгельмине. – А рядом с мужем и воином что остается нам, женщинам? Только молчать и не задавать вопросов!
Вильгельмина улыбнулась.
– Располагайся! – кивнула Агнед. – Помни, что здесь ты у себя дома и не должна ни в чем себя стеснять. Ежели что пожелаешь, сразу говори.
– Мы желаем горячего сбитня и лепешек, – немедленно объявил Торлейв.
– Ну ясное дело! – рассмеялась Агнед и ушла на кухню.
Буски, протиснувшись в дверь вместе с Вильгельминой, сразу плюхнулся на пол, поближе к печке.
Вильгельмина и вправду чувствовала себя почти как дома. Она сняла подмокшие пьексы, и Торлейв отнес их за печку – сушиться, а ей принес мягкие меховые постолы [60] . Угли уже почти погасли. Торлейв бросил в мерцающее нутро очага еловое поленце, и вскоре язычки пламени заплясали на смолистой коре. Вильгельмина и не заметила, как в руках ее оказалась кружка горячего сбитня.
60
Постолы – обувь из куска кожи, стянутого сверху ремешком.
Отпив глоток, Вильгельмина убрала от лица пушистую прядь и сказала:
– Раз уж так случилось, давай сходим на Таволговое Болото. Пусть Йорейд прочтет, что говорят эти руны.
– Ладно, сходим, давно пора навестить твою Йорейд. Как-никак завтра праздник, святой Никулас.
Некоторое время они молчали, глядя в огонь, потом Вильгельмина, которой очень хотелось вспомнить что-нибудь хорошее, спросила:
– А помнишь, как ты первый раз пришел к нам на хутор?
– Конечно, – с улыбкой отозвался Торлейв. – Ты в ту пору была такая маленькая верткая ящерица с растрепанной копной светлых волос – настоящий ниссе.
– Мы с тобой сразу разговорились.
– Да. Ты была смешная. Такая вроде серьезная и грустная, не как другие дети… но проказливая! Твой отец просил меня приглядеть за тобой, чтобы ты не лазала на крышу: боялся, что ты свалишься оттуда.
– Я бы никогда не свалилась!
– Мне нравилось играть с тобой. Мне и прежде всегда хотелось, чтобы у меня была маленькая сестра. Такая, как ты.
– И ты вырезал мне Кирстен – куклу, у которой двигались руки и ноги.
– Ты помнишь!
– Еще бы! Кирстен, как ее забыть? Она и сейчас сидит у меня на сундуке. Я тогда сшила ей платье и вышила его сама по подолу. Очень неуклюжая там вышивка, я тогда совсем плохо умела… Ты сделал для Кирстен кроватку, стол и стул. А я слепила из глины настоящие горшки и миски. Стурла обжег их в печи, и в них даже можно было варить кашу!
С наступлением ночи Агнед отвела Вильгельмину к себе в верхнюю горницу, а Торлейв отправился в чулан под лестницей, в котором всегда ночевал, когда оставался в «Красном Лосе».
Утро на святого Никуласа выдалось ясным и солнечным. После ранней службы в церкви Агнед вышла проводить Торлейва с Вильгельминой. Покуда они привязывали лыжи, она смотрела на дорогу из-под руки.
– Случилось опять что-то! – озабоченно произнесла она.
Торлейв проследил ее взгляд.
По дороге быстро приближались двое лыжников. Оба отчаянно махали им руками.