Золото Хравна

Пастернак Мария

– Это Рыжий Гудрик, – сказал Торлейв.

– Вижу! – отозвалась Агнед. – А следом за ним – Бьярни, сын Грима. И вид у обоих такой, точно их водой окатили.

Гудрик, ровесник Торлейва, когда-то ходил вместе с ним в приходскую школу и вынес оттуда целых два прозвища: Рыжий и Того. Из-под его короткого тулупа виднелся подол грязно-желтого кьёртла и длинные полосатые паголенки, шапка сбилась на затылок, открывая наморщенный лоб и взъерошенные рыжие вихры.

За Гудриком следовал Бьярни, сын Грима, челядинец барона Ботольва, – высокий и плотный, с длинными волосами, собранными в жидкий хвост на затылке.

На нем был кафтан зеленого сукна и высокие сапоги из оленьей кожи, обмотанные вокруг голенищ крученой кожаной тесьмою. Отекшее лицо его выглядело еще более помятым и бледным, чем обычно.

Увидав Бьярни, Торлейв распрямил спину и сунул большие пальцы рук за пояс. В свое время, перед самой смертью Хольгера, Бьярни отсудил у них часть леса и выгон. Отец тогда очень переживал из-за этой тяжбы, и Вендолин считала, что она ускорила его конец.

– Здорово, Лось! Здравствуйте, тетушка Агнед! – закричал Гудрик еще издали. – Слыхали, что произошло ночью? Мы идем к Маркусу Сюсломану, чтобы он объявил о созыве нового тинга!

– Я ж говорю, что-то да не так! – всплеснула руками Агнед.

– Привет, Гудрик! – сказал Торлейв. – День добрый и вам, хёвдинг Бьярни. Что-то вновь стряслось в нашем хераде?

– Опять волки! – глухо проговорил Бьярни.

Агнед ахнула.

Рыжие брови Гудрика свелись к переносице.

– Неужто вы… того… не знаете?

– Что ж удивляться, – буркнул Бьярни. – Кроме нас с тобой никто в поселке еще не знает.

– Да говорите же! – вскричала Агнед. – Что случилось?!

– А то, – Гудрик шмыгнул носом. – То, что этой ночью волки… того… задрали старика Клюппа! Я сам видел, своими глазами! Мы все видели, и Бьярни вон, и Одд Законник! Ей-богу! – он сорвал с головы войлочную шапку и бросил ее на снег. Его волосы были мокры от пота, лицо раскраснелось от волнения и быстрого бега. – Прямо на его собственном дворе! – добавил он и наклонился поднять шапку. – Одд Законник говорит: видать, старый Клюпп… того… вышел ночью по нужде – и на тебе! Они на него и напали! Лужа крови вокруг него вмерзла в лед. Пришлось греть воду и отливать старика, чтоб оторвать ото льда.

Он покосился на Вильгельмину, не сводившую с него широко распахнутых глаз.

– Господи, помилуй! – Агнед торопливо перекрестилась. Маленькая обветренная, с крепкими красноватыми пальцами рука ее так и осталась лежать на высокой груди. – Как же так? Он ведь вчера у меня пиво пил!

– Ну вот, а я что говорю! – воскликнул Гудрик. – А теперь с разодранной глоткой лежит у себя в сарае на рогоже!

– Так и есть, – кивнул Бьярни. – Одд пошел звать людей, чтобы помогли забрать тело, а мы – искать сюсломана.

– Царствие Небесное! – тихо проговорил Торлейв и тоже осенил себя крестом.

– Бедный старик! – Агнед смахнула навернувшиеся на глаза слезы. – Он ведь нравом был незлобив, никому ничего плохого… Выпить любил, ну так что с того! Кто ж теперь позаботится о теле его и о душе? Жил один, семьи не было, к богатому двору не прибился – кому он теперь нужен? Дохода тоже никакого, а с пьянства, как известно, один убыток. Кто займется похоронами?

– Клюпп как-то говорил, что у него тут есть какие-то дальние родичи, – сказал Торлейв. – Правда, они при жизни его не слишком привечали.

– Ну

и что? – сказала Агнед. – Так часто бывает. При жизни не привечали, а по смерти уважат! Расскажите, как делото было? Как нашли старика?

– Того… спускались мы с холма, – начал Гудрик и икнул. – Одд веселился, горланил песню во всю глотку. Подошли к воротам – они… того… не заперты. Калитка так вот болтается туда-сюда. – Он поводил рукой, показывая, как болталась калитка. – Мы… того… вошли. Стали Клюппа звать. Сказать по правде, такой страх вдруг меня взял. Бьярни кричит: «Клюпп! Клюпп, ты где? Выйди на двор!» А кругом… того… тишина. Только снег падает да ветер качает верхушки. И так они громко скрипят – тоска берет…

– Точно, – подтвердил Бьярни вполголоса. – Будто в воздухе жуть какая-то висела.

– Подошли мы к дому и вдруг видим… того… Как раз у отхожего места он и лежит. Уже его снегом припорошило, но сразу понятно, что это… того… не просто холмик. Пошли следы искать. Снегом все укрыло, но в ельнике под ветками полно было волчьих лап – во, здоровенных!.. – Гудрик показал свою широкую шерстяную рукавицу.

– А что вас привело на Клюппов двор в такой ранний час? – спросила Агнед. – Старик-то на отшибе жил, к нему месяцами никто не захаживал. Я уж и то порой думала: вот помрет, так и будет там у себя лежать, кто его найдет?

– Должен он мне был, – неохотно пояснил Бьярни. – Срок уж давно истек.

– И что же, ты решил долг взыскать со старика? – удивилась она.

– Ну да, хотел я деньги эти стребовать с него при свидетелях. Ноль на носу, нужда у меня в деньжатах-то.

– И велик ли долг? – спросила Агнед, поджав губы.

– Да и не мал, – отвечал Бьярни. – Как раз выходило двадцать пеннингов. Взял я с собою этого вот парнишку Гудрика Рыжего и Одда Законника, чтобы Клюпп достоверно бы знал, что, ежели он деньги не отдаст, я подам на него иск сюсломану.

– Так подайте сейчас, хёвдинг Бьярни, – сказал Торлейв, резко выпрямившись. – Воистину вы получите больше, чем получили бы при жизни Клюппа.

Бьярни прищурился и покачал головой.

– Ох, Торлейв, сын Хольгера, и ты таков же, как твой отец. Не раз я говорил ему: «Не лезь не в свое дело, не к добру это».

– Едва ли во всей округе найдется бонд или лейлендинг [61] , кому бедняга Клюпп не был бы должен за выпивку, – продолжал Торлейв. – Но никому еще не приходило в голову требовать у него деньги. Всем было ясно, что он их никогда не отдаст.

61

Лейлендинг – издольщик, арендатор. В средневековой Норвегии – крестьянин, не имеющий собственности.

– Не заводись, парень, – мрачновато посоветовал Бьярни. – Все равно уж теперь.

Торлейв сердито мотнул головой.

– Лучше бы с меня спросили. Я столько раз покупал ему пиво, что расплатился бы вновь, лишь бы вы не трогали старика.

– Ты, я слыхал, неплохо зарабатываешь своим ремеслом! – обиженно воскликнул Гудрик. – А наш брат должен из кожи вон лезть в стужу и в зной, чтоб семью прокормить. Нет у нас возможности милостыню раздавать! Для нас и пять пеннингов – немалые деньги!