Золото императора династии Цзинь

Гусев Анатолий Алексеевич

– Я за правду, Константин – сказал Пилипчук.
– Про Распутина не знаю – всякое болтают. А хлысты может и не праведники, но и не такие уж и грешные. Зачем же не винных-то, грязью?

– Затем! А, правда - она разная! А правое дело – одно! Что значить: «невинные»? Цари?! Значить уже виновные!

– Надеюсь, что большевики к власти никогда не придут!
– нахмурился Пилипчук.

– Надейся! А победим мы! Потому что у нас решимости больше! Мы крови не боимся! И грязи!

– Вот это и страшно, хотя я член боевой организации социалистов-революционеров и крови тоже не боюсь. Одно дело

свергнуть царский режим, другое дело против своих воевать! Мы хотим, что бы всем хорошо было, по справедливости! И казакам тоже.

– Не надо так орать – сказал полушёпотом подошедший к ним Дудек. – Власть возьмем, а там за кем народ пойдёт.

– Я думаю, что ты, Костя, далеко пойдёшь – сказал Пилипчук Суздальцеву.

Константин Суздальцев пойдёт далеко. Он станет комиссаром дивизии. И погибнет в Подмосковье при освобождении деревни Павловка 22 февраля 1942 года, когда будет поднимать в атаку роту своей дивизии. Погибнет, потому, что его начальству надо было доложить вышестоящему начальству о взятии деревушки именно к 23 февраля, хотя вышестоящие начальство этого и не требовало. Атаковали без подготовки, в лоб. И взяли, с огромными потерями, но взяли. Комдива этой дивизии за эту атаку вышестоящие начальство осудило: он был отправлен в штрафной батальон, там всё понял и через три месяца, когда оттуда вернулся и был восстановлен в должности, в лоб уже ничего не брал, дорожил рядовыми. Немцы 24 февраля отбили деревушку опять, а 28 февраля, боясь угрозы окружения, оставили её уже окончательно. Этой деревни сейчас нет на карте Подмосковья: в шестидесятых годах её признали бесперспективной и сравняли с землёй. Теперь на её месте заросшее травой поле, где раньше сажали картошку.

Через некоторое время казаки и члены союзных партий расстались – одни двинулись по тропинки в горы, ведя под уздцы лошадей, а другие повернули назад в свою станицу. Вязов долго смотрел вслед городским, потом снял фуражку, перекрестился сам и перекрестил уходящих в горы, повернул коня и поскакал догонять своих.

Тропинка вилась в горы серпантином, периодически исчезая и направление, только угадывалось. Они шли на подъём медленно, цепочка то и дело растягивалась, приходилось ждать отстающих спутников. Вскоре зашли на перевал. Внизу протекала речка, которая вдали впадала в другую реку. Там стояли фанзы корейской деревни, куда они и направлялись. Тропинка вилась туда. Мелкие камешки сыпались под ногами и наперегонки прыгали вниз по склону горы. Спуск оказался тяжелее подъёма. Но товарищи по партии упорно шли вперёд. Наконец дорога спустилась с горы и пошла по долине рядом с речкой. Можно было вздохнуть спокойно.

На подходе к деревне вдруг раздались выстрелы. Товарищи насторожились. Собрали лошадей в кучу.

– Берданка, винчестер – прислушиваясь к стрельбе, сказал Пилипчук. – А вот трёхлинейка жахнула!

– Хунхузы – предположил Дудек. И с ним согласились.

– Поможем братьям – корейцам?

– А почему – нет? – сказал Пилипчук и с ним тоже согласились.

Дудек, Пилипчук, Кумарёв и Уваров с карабинами наготове осторожно направились на звуки выстрелов. Остальные остались сторожить лошадей и груз.

На берегу речки несколько человек, судя по внешнему виду – китайцы, палили по корейским фанзам из винчестеров. Корейцы

отвечали беспорядочной стрельбой, в основном из охотничьих ружей. Четверо товарищей дружно прицелились и дали залп по нападающим. Один китаец упал, но, судя по всему, убит не был, так как его подняли другие китайцы, взяли за подмышки и потащили через речку, отстреливаясь. Товарищи дали ещё один залп. Один китаец схватился за ногу, а другой лицом вниз, мёртвый упал в воду. С десяток китайцев спешно отступили и скрылись в лесу.

А из фанз корейцев по-прежнему раздавались выстрелы. И ни какие увещания, стрельба в воздух, не возымели на них ни какого действия, стрельба продолжалась.

Товарищи двух союзных партий махнули рукой на всё это безобразие, обошли деревушку, перешли вброд реку и на другой стороне разбили лагерь.

– Интересно, - сказал Уваров, уже в сумерках, за ужином, - от кого они отстреливаются?

В деревни корейцев велась беспорядочная пальба.

– Да кто их знает, этих корейцев – ответил Суздальцев.

– Нам здесь советовали проводника взять – напомнил Дудек.

– Смеёшься? – возразил Уваров. – Такой проводник заведёт туда, куда Макар телят не гонял!

– А куда он их гонял? – спросил Яша Гуревич.

– Ой, Яша! – улыбнулся Уваров. – Я вас умоляю, это поговорка такая.

– А кто это были, интересно? – спросил Ганин.

– Хунхузы, кто ж ещё? – ответил Дудек.

– Те, которые нас стерегут? – сказал Суздальцев.

– Вряд ли – помотал головой Дудек. – Зачем им было на корейцев нападать?

– Бандиты.

– Это, да. Но что им тут делать?- спросил Дудек.- Они нас ждут где-нибудь у моря, у этой самой Грингмутовки, или как там её?

– Правильно произнёс – подал голос Ракитенко. – Только откуда они знают, что мы нашли что-то?

– Крабель сказал – предположил Дудек. – Мы ж ему сами телеграмму отбили.

– По этому поводу отрицать чего-либо сложно – сказал Суздальцев.

– Нет, - сказал Пилипчук, - ведут они нас по-тихому. Домбровский же объяснял.

– И я согласен с товарищами эсерами – сказал Уваров.

– И всё-таки я не понимаю: зачем нас вести-то? – удивился Ганин.

– А если мы заблудимся? – ответил Пилипчук.
– Или погибнем?

– Тьпфу на тебя! – сказал Дудек.

– Или на нас кто-нибудь нападёт? – поддержал Пилипчука Уваров. – Нет! Нас вести надо! Во избежание! – поднял палец вверх Василий.

– Это логично – согласился с ним Суздальцев.

– Понятное дело – сказал Кумарёв. – Бережёного Бог бережёт!

– Как же они нас проследили? – полюбопытствовал Ганин.

– Ну как? – стал рассуждать Уваров. – Свои люди на станциях, где мы могли сойти. Телеграфисты, опять же. Способов проследить много!

– Может они вон в тех кустах сидят – сказал Пилипчук и махнул рукой на прибрежные кусты.

Яша Гуревич так и впился в эти кусты глазами, а Ганин засмеялся, махнул рукой и сказал:

– Да ну, тебя, дядя Гордей!

А в корейской деревне до утра раздавались одиночные выстрелы. Корейцы упорно продолжали с кем-то воевали.

Незадолго до этого, за не большой речкой сидел на большом камне и прислушивался к оружейной пальбе Лу Вэйюй со своей трёхлинейкой в руках.