Золото императора династии Цзинь
Шрифт:
– Как-то загадочно – сказал Ракитенко.
Дудек кивнул, соглашаясь, а Исула промолчал, только трубкой попыхивал как-то сердито.
– Исула, скажи мне, пожалуйста, то, что мы отобрали у манз женщин и вернули их тазам, это хорошо – задал мучивший его вопрос Ракитенко.
Исула вынул трубку изо рта и кивнул:
– Хорошо.
– А то, что мы по манзам стреляли и убили некоторых, это как?
Исула пожал плечами:
– Если оленя не убьёшь – как мясо съешь? Мясо есть не будешь, голодный будешь, помирать будешь. Это хорошо?
–
– У тазы бабы нет – детей нет! Зачем тогда живёшь? Всем помирай.
– Приметивное первобытное мышление – сказал Дудек.
– Зверей убивают, для того чтобы самим жить. С бабами спят, для того чтобы племя жило, чтобы род продолжался. Приметив.
– Может быть, так и надо – сказал Евгений, - может это и есть смысл жизни.
Он помолчал, а потом опять спросил удэгейца:
– Кто лучше: мы или манзы?
Исула ответил нейтрально:
– Вы сильный, манзы умный.
– Чем это они умней? – возмутился Евгений.
– Вы баб силой взяли. Манзы – умом.
– Вот так вот! – сказал Дудек. – И не поспоришь!
Три дня они видели, как шаман с питьём приходил мимо них к шалашу и время от времени стучал в свой бубен.
Наконец, утром на четвёртый день, пустили и их. Кумарёв лежал на постилки из хвои на шкуре оленя, не понятно, откуда взявшийся, и слабо улыбался своим товарищам. Он лежал под одеялом из шкурок горностая абсолютно голый, одежда висела над ним, живот был перевязан чистой белой материей.
– Смотри, улыбается – сказал, сам не сдерживая улыбки, Ракитенко.
– Ты чего помнишь? – спросил Дудек.
– Помню. Удар в живот помню, горячо стало. Исулу помню. И всё.
– Что же ты с ним делал? – обратился Дудек к шаману.
На этот вопрос Белая Сова отвечать не стал, просто молча стоял, как каменное изваяние.
– Однако, всё равно спасибо – поблагодарил Дудек шамана.
Белая Сова слегка улыбнулся и стал объяснять, чем кормить раненного, дал стеклянную бутылку из-под водки наполненную какой-то коричневой жидкостью, с деревяшкой вместо пробки. Стеклянные бутылки ценились у туземного населения Приморья, поэтому жест доброй воли был ценным.
– Пить каждый день, вечером – наказал он, - пока не всё. Сейчас ходи туда-сюда – сказал Кумарёву. – Завтра уходить надо. Его нести не надо. Он сам ходи.
– Как ходи? – удивились Дудек и Ракитенко.
– Не шибко ходи – пояснил Белая Сова.
– Ладно, пойдём не шибко – согласился Дудек. – Четыре дня потеряли. Сейчас, наверное, уже у моря были бы.
– Сделал доброе дело – не кайся! – успокоил его Ракитенко и посмотрел на Кумарёва, произнёс – А ты что лежишь-то? Одевайся, пошли гулять. Завтра нам с тобой до наших целый день не шибко гулять.
– Я дойду – заверил его Кумарёв.
– Это понятно. Куда ты денешься.
– Меня уже второй раз в живот ранят. Первый раз в Южной Африке, у буров. Там меня доктор прооперировал, в палатке, посреди саванны. Выжил.
– Не хвастай. Третий раз может и не повезти.
ГЛАВА 36.
Мазур под утро что-то почувствовал. Сон пропал. В тайге что-то происходило. Он разбудил остальных. Долго прислушивались, вглядывались в предрассветный сумрак.
– В тайге ходят люди – сказал Грибан.
– Сейчас проверим – сказал Литвин.
Он прислушался и выстрелил на звук. В лесу послышался стон.
– Попал! – удовлетворённо сказал Литвин.
– Хунхузы – предположил Мазур, - больше не кому.
В лесу прогремели выстрелы, засвистели пули. Промышленники укрылись за деревьями.
– Бежим! – крикнул Литвин.
– Отстреливаться – спокойно приказал Мазур.
– Какой «отстреливаться»? – возмутился Бешенный. – Они нас как кур перестреляют. Бежать надо! Пока не окружили.
– Не дрейфь, вояка! – успокоил его Мазур. – Манзы стрелять не умеют. А ты можешь и лёжа, и сидя, и стоя.
– Какой «стоя»? Бежать надо! – не унимался Бешенный.
Пули полетели со всех сторон.
– Поздно! – как-то очень спокойно сказал Грибан.
– Окружили.
– А я предупреждал, - напомнил Литвин, - что окружат!
– Они стрелять не умеют! – зло повторил Мазур.
Но его уже не слушали. Паника охватила промышленников, не давая ни толком прицелиться, ни толком подумать.
Не страшно, когда ты стреляешь в ничего не подозревающего человека, а страшно когда в тебя стреляют, пусть даже такие же бандиты, как и ты, но только более организованные. Промышленники не были воинами, солдатами, и вести бой не умели. Нападать исподтишка, не ожиданно на более слабого противника – вот их стихия. Воевать и промышлять грабежём - две большие разницы.
Первым нервы здали у Бешенного. Он абсолютно бестолково расстрелял всю обойму, и, вместо того, что бы перезаредить винтовку, взял её за ствол, и, размахивая ею как дубиной, бросился в лес на невидимых противников. У хунхуза, в чью сторону бежал кавказкий татарин, тоже сдали нервы. Он вышел из укрытия и стал стрелять, не попадая, в нападавшего. Тот успел добежать и размозжить голову хунхузу, прежде чем в него попали несколько пуль, выпущенными другими бандитами, и кубинец упал мёртвым.
Смерть Бешенного не пропала даром. Пока он невольно отвлекал на себя хунхузов, остальные его товарищи расползлись по лесу.
Мазур отбежал далеко от лагеря, скатился в какойто овраг. Рядом оказалась какая-то нора или берлога. Он забился туда и прислушался. Крики радости раздавались в другой стороне, наверное, кому-то из его товарищей не повезло. За себя он не боялся, хунхузы плохие следопыты и вряд ли его найдут. Мазур перещитал патроны: один в винтовке и пять в кармане. Не густо! Остальное его богатство досталось хунхузам. Но он всё-таки решил наведаться к ним. Во-первых, можно чем-нибудь поживиться, а, во-вторых, вдруг удастся кого-нибудь спасти из своих товарищей.