Золото Монтесумы
Шрифт:
— Ты собираешься сжечь это письмо?! — спросила я.
— Да, — сказала Иоланда.
— Нет, — поправил ее Эрик. — Мы выбьем из него всю информацию. Но только не сейчас…
— Вот здорово! Пойду принесу его. — Моя сестра умчалась в спальню.
Эрик снова уселся за стол и занялся пиццей.
— Лола, марш в постель!
— И не подумаю! Я прекрасно себя чувствую. А что ты затеваешь?
— Если ты заболеешь, то ничем не сможешь помочь.
— Да я уже здорова!
— Посмотри на себя в зеркало!
А
Иоланда щелкнула зажигалкой и поднесла ее к последней странице, содержащей следующий пассаж:
«Я заканчиваю свое письмо, исчерпав все возможности тонких намеков и мистификаций. И только если тебе удастся выявить сокрытую в нем ложь, ты найдешь Ключ к тайне, ждущей тебя в Риме. Это будет означать, что ты более разумен и менее труслив, чем можно было предполагать.
Но всем своим волчьим сердцем, с каждым биением в нем моей отравленной вампиром крови я надеюсь, что эти поиски сведут тебя в могилу.
— Эрик, да она с ума сошла! — закричала я, ощутив запах горения. — Ты же сожжешь его! Ты слишком близко держишь зажигалку!
— Не бойся! На днях я попросила Эрика сделать с него две копии.
— Иоланда, прекрати! Это очень ценный документ!
— Тихо, тихо. Господи, девочки, успокойтесь! Она права, ты настоящая пироманка. Отдай мне письмо!
— А что это за идея? — спросила я.
— Эрик показал мне дневник Софии, где она сама рассказывает о том, что размахивала бумагой перед огнем…
— Лола, помнишь про обряд наречения? Как там говорится?.. Что-то вроде этого: «Я встала у костра и развернула пергамент. Он казался пустым, но после моего колдовства на нем должны были проступить таинственные письмена». Но не важно, просто потерпи немного.
— Я не думаю, что это возможно при таких обстоятельствах.
Эрик держал зажигалку на небольшом расстоянии от послания, я слышала мягкое поскрипывание, легкое потрескивание бумаги.
— Я не могу этого видеть! — простонала я.
— Может, ничего и не получится, — заметил Эрик. —
— Какие чернила?
С бумагой что-то происходило прямо у нас на глазах. Язычок пламени ярко освещал ее, отчего черные буквы отливали зеленовато-золотым оттенком.
— Ничего не происходит, — констатировала Иоланда.
— Подождите.
Вскоре на листе появилась красноватая тень, образованная тонкими изогнутыми линиями. Они становились более четкими и широкими, подобно тому как расплавленное в горне железо под молотом превращается в лезвие шпаги.
— Появляются какие-то очертания, — прошептала Иоланда. — Здесь какой-то рисунок… что-то вроде эмблемы.
Я провела дрожащим пальцем по линиям на бумаге, ставшей теплой, как кожа человека.
— Это запись сделана симпатическими чернилами, — в волнении едва выдохнула я.
Мы склонились над древним посланием и принялись его читать.
Глава 34
«ГРАД БОЖИЙ»
— Здесь написано «Civitas Dei», — благоговейно прошептала я. — Что означает «Град Божий».
— Ого! Так это же третья подсказка. Значит, сработало! — Эрик возбужденно запрыгал по комнате. — Потрясающе! Симпатические чернила — надо же! Я и не надеялся, что мы сможем прочесть этот текст. Должно быть, он написан уксусом, уриной, лимонным соком или аллюмом…
— Как ты об этом догадался? — спросила я, а Иоланда, подбежав, выхватила у Эрика письмо.
— София проделала этот трюк со своим пергаментом в банях Митраса. Помнишь дневник?
— Во время обряда наречения, когда она стала размахивать перед огнем пергаментом…
— И на нем появились письмена с их именами.
— А потом на них подействовал наркотик.
— Да, но здесь… Обрати внимание на последние фразы в письме Антонио: «Я заканчиваю свое письмо, исчерпав все возможности тонких намеков и мистификаций. И только если тебе удастся выявить сокрытую в нем ложь, ты найдешь Ключ к тайне, ждущей тебя в Риме». В XVI столетии очень часто применялась тайнопись, сделанная симпатическими чернилами. И еще — Антонио говорит о необходимости найти невидимый город. Думаю, что невидимые чернила… Гм-м…
— «И только если тебе удастся выявить сокрытую в нем ложь…» — обрадованно процитирована я. — Речь идет о подтексте!
— «Civitas Dei» означает «Град Божий», — выпалила Иоланда и, подумав, добавила: — А это значит — Августин!
— Святой Августин! — подхватила я. — Христианский богослов, V век.
— Это же название его самой главной книги, — блеснул своими познаниями Эрик. — Антонио использовал его в игре слов — «невидимые буквы», и «Град Божий» тоже невидимый, потому что он находится в раю.