Золото севера

Запевалов Юрий А.

– Давай, «старик», спи. Я в порядке, смену с утра приму. После того случая с чаем и построением бригада как-то подтянулась, стала с Георгием почтительна, но появилась и настороженность – «Не из ментов ли?».

Вскоре произошел еще случай – не включается «бочка» да и только. И там электрик смотрел, и здесь проверил – не включается. Пускатель на отметке 23 метра, ползти туда наверх да ползти по крутым лестницам, но Георгий обходил Промприбор сверху-донизу за смену не менее двух раз, ему не в тяжесть, он поднялся и увидел, что рубильник просто-напросто выключен. А Промприбор стоит уже почти полчаса, уже по правилам о простое надо по-начальству докладывать, электрика же нет, без его ведома не включишь, хотя на рубильнике даже таблицы нет – «не

включать, работают люди». Георгий по громкоговорящей связи вызвал электрика, видел сверху, что тот бегом кинулся от костра, всегда горящего у места отдыха и курения, там – то чай у них, то «чифирь». Видит электрик, что горняк ждёт, торопится, спешит по лестничным переходам. Прибежал к «пакетнику», ждет. И вдруг:

– А, горняк гребаный, это ты рубильник выключил, не хочешь работать!

Георгий оторопел, чего-чего, а такого он не мог и подумать.

– Да ты что, Вася, я тебя здесь жду, у тебя хочу спросить, почему стоим.

– А я откуда знаю, почему стоим, я давно все нашел и все сделал. – Георгий все понял. Взял за плечи электрика, внимательно вгляделся в глаза.

– Включай. Промприбор заработал.

– Пошли. – И только вышли на узкую лестничную площадку, вниз – аж смотреть страшно, больше двадцати метров, бездна, Георгий мгновенно развернулся, схватил Васю за грудки и резко наклонил к невысокому перильцу:

– Быстро говори, кто надоумил, сброшу гада, говори!

– Ты что, горняк, ты что, ребята проверить решили, отпусти, руки не держат, сорвусь, отпусти…

– Сволочь, никогда не прощу, запомни, и своим накажи, никогда! А еще что-нибудь придумаешь, на «строгача» пойдешь. Понял!

– По-по-понял, пусти, боюсь сорваться, поня-я-я-л, пусти.

А через два дня – новое событие. Встало сразу всё! Не стало воды и всё остановилось автоматически – промприборы, конвейера подачи песка из приемного бункера. Георгий к Васе – что у тебя опять?

– Алексаныч, счас, все быстро проверю, доложу, счас, я быстро.

Выяснилось – отключение на насосной, а это вне «зоны», бригаде не подвластно.

Георгий пошел на вахту.

– Узнай, дежурный, что там с водой, отключилась насосная.

– Горняк, всех уже обзвонил. На насосной никого нет, дежурному сообщил, диспетчеру на прииск тоже, жди.

– Слушай, выпусти ты нас с электриком, мы быстро разберемся, а то ведь их до конца смены не дождешься. – Вася здесь же, за дверью.

– Да ты что, горняк, с луны что ли ты свалился, да если я, ну тебя ладно, хоть сейчас, а если я твоего электрика выпущу, сирена же на весь Оймякон завоет, нас же с тобой рядом с твоим Васей поместят!

– Ну, тогда ладно, выпускай хоть одного меня.

До насосной метров восемьсот, по болоту. Все подходы к насосной со стороны поселка, от зоны подхода не предусмотрено, а потому ни тропы, ни дороги нет. Но пробираться как-то надо. Надо. Пошел. По кочкам, по видимому сушняку.

В насосной Георгий быстро определился – сработал предохранитель. Нашел. Да, вот они, в ящике, запасные. Поменял, позвонил диспетчеру, так и так, нашел, заменил, можно ли включиться, не работают ли на линии? «Да нет, все у вас, включайся». Через пятнадцать минут все заработало, зашуршала отвальная галька, пошли золотые пески.

Вот после этого случая бригада приняла Георгия уже безоговорочно. А это значит – на всю оставшуюся жизнь бригада за Георгия костьми ляжет – не тронь наших!

Богата земля северная. Георгий каждый раз изумлялся и восхищался, когда приходил посмотреть на работу бульдозеров, что подавали пески в завалочный бункер. Не мог никак привыкнуть к тускло блестевшим золотинам на гусеничных башмаках бульдозера. Кто бы рассказал, никогда не поверил бы, что вот так просто, в куче песков – видимое золото. А бульдозерист равнодушно толкает пески в бункер, «питатель» подает их дальше на конвейер и золотоносное сырье течет по предназначенной ему схеме аж до резиновых ковриков на шлюзах промприбора. А ночью, после второй смены – «сполоск». Теперь уже не доводчик с

помощником, целая бригада работает на шлюзах, под надзором вооруженной охраны, специальная комиссия принимает и опечатывает банки с золотом и не по нескольку сот граммов, а килограммы, и даже десятки килограммов снимется со шлюзов. И горняк не ползает с мешочком по поселку, не ищет кассира, касса работает круглосуточно – то принимает добытое золото, то отправляет на прииск. Со шлюзов везет в кассу специальным транспортом добытое за сутки золото специальная комиссия и специальная охрана! Не горняк, с мешочком подмышкой!

Смена Георгия в передовиках, она первой на прииске намыла и килограмм, и десять килограммов, и пуд. Это такие вехи передовиков на прииске, это отмечалось в стенгазетах, за это бригада премировалась. Поощрялась. Уже через два месяца почти все члены бригады – кому устав «зоны» позволял – были за «ударную» работу переведены и жили на свободном поселении, в прилагерном посёлке. Очень гордились этим!

Отношения с бригадой у Георгия были дружеские, но не панибратские, этого не позволяли себе рабочие. Держал необходимую дистанцию и Георгий. На «перекурах», у постоянно поддерживаемого костра – то надо чаёк подогреть, то заварить «чифирьку», любимый «зэковский» напиток, то обед подогреть – часто заходили разговоры о жизни лагерников. Некоторые не скрывая рассказывали о себе – было что-то в Георгии этакое человечное, люди распахивались перед ним, рассказывали иногда откровенно – за что судьба их так больно ударила.

В бригаде работал электрик. Пожилой, далеко за пятьдесят, политический. Вадим Сергеевич звали его все почтительно. С уважением. «Сидит» давно, и как он однажды выразился, освоил все «лагеря» страны, во всех климатических зонах. Бывший полковник Генерального штаба – это Георгий узнал из анкеты, всех, кого допускали к золоту, первый отдел знакомил с анкетами. За что попал в лагеря этот полковник Генерального штаба долго не рассказывал, а тут как-то вечером, электрика не было, он остался на вторую смену. Когда все механизмы вертятся, работают, делать в вечернюю смену особенно нечего, все подготовительно-заготовительные и ремонтные работы делаются днем. Сидя у костра они с Георгием и разговорились.

То было время «реабилитаций» виновных-невиновных, низвержений авторитетов. Двадцатый съезд, разоблачение культа Сталина, свобода мнений, свобода «болтовни» и самоутверждений вчерашних уголовников.

Георгий об этом и заговорил у костра – скоро свобода всем «политическим», вовсе они не предатели, не враги народа, скоро и вам, Вадим Сергеевич, наверное, придет постановление о реабилитации, – ну и еще что-то в том же духе.

– Наивные вы ребята, нонешнее поколение, всему-то вы верите, что вам рассказывают. Да было бы тебе известно, молодой человек, иным уголовникам и не снились те преступления, за что сидят политические. Я вот давно уже здесь, на Эльге, а что-то не помню, чтобы кого-то отпустили, помиловали. Сегодня вот много говорят, что лагерей скоро не будет. Может, и не будет лагерей, но только не потому, что нас, «зеков», выпустят. Подумай, если нас всех сегодня выпустить, чего мы там со своими обидами натворим? Если лагеря кому-то понадобится ликвидировать, то и нас ликвидируют вместе с лагерями! Уж это, как говорилось в старину, и к бабке не ходи!

– Но вот Вы-то сами, Вы же «политический»! Вас то за что посадили, не за анекдот же про Сталина?

– Что ты обо мне понимаешь, Георгий. Ну ладно, раз разговор такой пошел, теперь я уж старый, двадцать три года по лагерям «катаюсь», теперь уж мне за «болтовню» не добавят, расскажу, раз спрашиваешь. Так вот – я и есть настоящий убийца. Больше того, я загубил ребенка, собственную родную и любимую дочь. Да меня тогда расстрелять было мало. Но у нас тогда за убийство не расстреливали, расстреливали вот как ты говоришь, за «анекдоты» да за «болтовню» разную! Но – в основном за «богатство», за деньги наворованные. Если у кого были, тех-то уж точно – «подчистую», чтобы не «мозолили» глаза.