Золото тофаларов
Шрифт:
— Слушай, Павел, — сказал я. — Сегодня Уколкин должен приехать, так что ты…
— Я знаю! — резко оборвал он меня и, повернувшись к Вартанову, спросил: — Скоро?
Полковник ответить не успел — за окном послышался шум автомобильного мотора. Несколько минут спустя в комнату вошел Уколкин.
— Ну и дождь, чтоб его… — сказал он и осекся, увидев Кравцова.
Лицо Уколкина скривилось в неприятной усмешке.
— Так, так… — протянул он. — Стало быть, изменения в составе играющих команд. И, конечно, без моего ведома…
Взглянув на Кравцова, я понял, что эта встреча так же доставляет
— Ну ладно, ладно! — примирительно сказал Вартанов. — Давайте за стол. На голодный желудок ссориться — это уже чересчур…
Обед прошел в молчании. Уколкин, всегда отличавшийся завидным аппетитом, наворачивал за милую душу, и постепенно к нему возвращалось хорошее настроение.
— Отлично! — воскликнул он, проглотив последний кусок ростбифа и залив его продолжительным глотком мозельского. — Вы, Александр Гургенович, могли бы возглавить кухню «Национала»!
— Искусством нельзя зарабатывать на жизнь, — выдал сентенцию полковник. — Искусство должно быть свободным.
— Нет, ей-богу! Вы просто зарываете талант в землю, — продолжал льстить Уколкин.
Хорошее расположение духа овладело им окончательно, и, наполнив свой бокал, он сказал, обращаясь к Кравцову:
— Кто старое помянет, тому глаз вон. Я обид долго не держу, советую и тебе. Ваше здоровье!
Кравцов промолчал, опустив глаза в стол. При последних словах Уколкина он заметно побледнел, пальцы рук сжались в кулаки. Уколкин заметил и усмехнулся.
— Ты кушай больше, — ласково сказал он. — Поможет от нервов.
Кравцов хотел встать, но Вартанов попридержал его за рукав.
— Вы в курсе архангельских событий? — переводя разговор в деловую плоскость, спросил он Уколкина.
— Да, Жорик звонил на днях. Славно вы там все провернули! Теперь — вперед, труба зовет! Раскрутимся на полную катушку!
Уколкин пододвинул к себе тарелки с закусками, намазал большой ломоть хлеба маслом и сверху положил паштет, аккуратно подравнивая края бутерброда ножом. Смотреть, как он управляется за столом, было приятно — возбуждало аппетит.
— Раскрутиться, конечно, можно, — сказал Вартанов. Склонив голову к плечу, он внимательно смотрел за манипуляциями Уколкина. — Надо только прояснить один небольшой вопрос.
— Что за вопрос? — с набитым ртом спросил Уколкин.
— Я думаю, можно начать? — обратился Вартанов к Кравцову.
Тот кивнул, поднялся и, обойдя стол, остановился рядом с Уколкиным. Михаил перевел недоуменный взгляд с Вартанова на Кравцова и, шумно сглотнув, спросил:
— В чем дело-то?
— Дело в том, — сказал Вартанов, — что всем нам хотелось бы знать, за что вы убили Владимира Георгиевича Саманова?
Лицо Уколкина окаменело. Он внимательно смотрел на Вартанова и молчал. Около минуты длилась эта тяжелая пауза. На меня вопрос полковника произвел сильное впечатление — в один миг деловой обед единомышленников превратился в какую-то сюрреалистическую сцену, внутренний механизм которой был мне решительно непонятен.
Наконец Уколкин медленным движением положил нож на стол, улыбнулся и вдруг резко рванулся из-за стола, попытавшись вскочить. Кравцов ударил с такой скоростью, что я едва успел увидеть, как двигалась его рука. Удар был
— Ну как? — спросил Вартанов, повернувшись ко мне. — Надеюсь, реакция этого мерзавца многое объясняет?
— Ничего не объясняет! — резко ответил я. — Что это за фарс вы здесь разыгрываете?
— Какой уж там фарс, — печально ответил Вартанов. — Трагедия. Сейчас убедитесь.
Уколкин уже приходил в себя, открыл глаза, встряхнулся, дернул руками, поглядел на наручники, выругался, оперся локтями на стол и опустил лицо в ладони.
— Ну что? — мягко спросил Вартанов. — Вы в состоянии ответить на мой вопрос? Зачем вы это сделали?
Уколкин молчал.
— Но, послушайте, здесь какая-то ошибка! — решил я взять на себя роль адвоката. — Я же рассказывал вам о цифре «52» на календаре Саманова. Написано было его рукой — сомнений нет.
— Ну и что? — спросил Кравцов.
Уколкин поднял голову, посмотрел на меня, провел языком по губам.
— Как — что? Карьера снайпера завершилась на счете пятьдесят один. Он просто добавил свою жизнь к этому результату.
— Очень романтично, — сухо сказал Вартанов. — Я бы принял такую версию, если бы не два обстоятельства. Первое. Я звонил Саманову утром этого дня, мы разговаривали довольно долго, и он совсем не напоминал самоубийцу. А разговор шел об известных вам документах. Я сказал ему, что обнаружил материалы, подтверждающие, что Архангельское месторождение было открыто в 1952 году. Смею думать, что именно год был записан в его календаре.
— Но это могло быть совпадением. Простым совпадением, — настаивал я. — Ваше предположение никак не доказывает факт убийства.
— Само по себе — нет, — согласился полковник. — Но есть и второе обстоятельство. Как вы помните, в день прилета Кедрова из Иркутска я оказался в квартире Саманова на полчаса раньше вас. Один из охранников был еще жив. Насколько я понял, ему ввели значительную дозу подобного препарата.
Вартанов достал из бокового кармана пиджака плоскую светло-зеленую коробку, раскрыл и показал мне. Коробка содержала четыре толстеньких ампулы прозрачного стекла. В каждой было около кубика жидкости светло-желтого цвета.
— На базе морфина, — сказал полковник, — «эликсир правды». Не самая свежая разработка, но достаточно эффективная. Следы я обнаружил на шприце — препарат имеет характерный запах. Подозрения у меня были с самого начала, и, естественно, я не упустил представившейся мне возможности. Тем более что охранник был уже не жилец. Он подтвердил — Володю застрелил вот этот мерзавец.
Я молчал, осмысливая его слова. Даже если Вартанов врал, я не мог его опровергнуть. Кроме того, я начинал понимать, что защита бесполезна — что-то в голосе полковника, да и в глазах Кравцова говорило мне, что Уколкин уже приговорен. И все же я сделал еще одну попытку.