Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
Но как ни странно этот случай оказался его последним избиением. Проведя неделю в карцере он не только не загнулся, но и восстановился. Во-первых, Скудная пайка в карцере оказалась больше и сытнее того, что блатные оставляли мужикам.
А во-вторых один из надзирателей, рьяно участвующий в избиении Петровича в карцере, узнал на следующий день, что Петрович не затевал драку в бараке и не был виноват и нарушении режима и стал его тайно откармливать.
Не то, чтобы того совесть заела за несправедливость, на зоне нет таких понятий, хотя Петрович верил, что и это тоже, но больше надзиратель хотел сделать из Петровича стукача. По словам
Организм Петровича проявил чудеса живучести, ссадины и синяки за десять дней, проведенных в карцере, совсем рассосались и исчезли.
Конец притеснениям со стороны урок положил случай, произошедший буквально на следующий день после выхода из карцера.
Петрович стоял в бараке «ЗПП», так зэки называли подобие столовой — «пункт приема пищи» с миской в очереди, никого не трогал. В этот день на ужин перед вечерним построением давали кислые щи без мяса. Рядом находился другой заключённый — он встал в очередь раньше.
Когда в тому положили в миску еду, он начал скандалить с дежурным по кухне из-за того, что ему мало положили. Обычное дело в зоне, на раздаче наливают порции, как Бог на душу положит.
Дежурный не желал раздувать скандал, но и уступать не хотел, поэтому он просто перевела взгляд на Петровича, протянул руку за его миской и, взяв посуду, наложил половником самую обычную порцию.
Это не устроило скандалиста и вместо того, чтобы заткнуться и пойти есть, он выбила миску Петровича из рук дежурного, когда тот её возвращал.
— Мало того, что я остался без харча, так ещё и все щи без рыбы, но с хреном, опрокинулись на мой зэковскую форму. А надо сказать, что стирать свою одежду вне графика запрещено. При этом заключённый должен выглядеть с иголочки на утренних и вечерних построениях. Так вот, скандалист — полный дурак, неотесанная деревенщина, оставил меня без жратвы, в грязной одежде.
Он продолжал ругаться с дежурным, когда я ему сказал, что-то типа «будь поаккуратнее, ты тут в зоне не один». И вот, он разворачивается ко мне и перенаправляет весь свой гонор на меня. А я только из карцера. Не хочу Думаю, ну его нахрен этого дятла.
Но тут в его руке появляется шило, не просто тюремная заточка, а такое длинное шило, типа тех, что местные традиционно для боя оленей используют. Один удар в голову череп Северного оленя на раз пробивает. Он его из рукава, как факир вытащил.
И вот, когда я, разозленный тем, что меня только выпустили из карцера, а я только утром надел чистую робу, а теперь стою весь в этом говне из кислой капусты. Стою и говорю себе в уме «спокойно, не обращай внимания, он получит заслуженный люлей, администрация с него спросит, разберётся, тебе разрешат постирать», так вот стою, а он вдруг «херак»!
На этом месте рассказа Петрович обычно делал очень резкий удар в сторону ближайшего слушателя, так, что тот вздрагивал от неожиданности под смех тех, кто это повествование уже слышал. Петрович как бы имитировал движение того, кто в 'ЗПП’опрокинул миску на робу, для большей достоверности.
— «Херак»! Он проткнул меня заточкой, мой живот. Кровь моментально залила всё. Я не хотел сначала драться, но теперь у меня не было выбора, я выхватил половник из рук дежурного. Мои мозги помутились, как говориться. От первого удара он выронил заточку. Я ее ногой отпихнул она к дежурному улетела. Я начала бешено колотить его по голове. Короче, половник аж согнуло в узел. А я всё бил и бил. Когда
— А я всё бил этого урода без остановки куда придется. Думаю звук все зэки запомнили. Через пару секунд дежурный бросился нас разнимать. Скандалист обмяк и рухнул на пол.
Тут Петрович делал паузу, грустнел и закуривал, словно переживал все это заново, а потом продолжал:
— Смотрю на себя — везде кровь. Моя смешалась с его кровью и хлещет из бока. Капусту из щей на робе заливает. Прибежали надзиратели со стволами. Орут чтобы все легли на пол. Я плохо соображаю. Смотрю в руке моей половник. Иду в их сторону чтобы объяснить, что он меня проткнул насквозь заточкой, а его всего лишь половником отхреначил. Они направили на меня свои стволы, я прям черные дула вижу. Один из них кричит: «Бросай оружие и ложись на пол! Иначе я тебя сейчас пристрелю, как собаку!». На меня напал ступор. Думаю о чем это он? Оружие, какое оружие? Я же отпихнул заточку ногой. Охреневаю, я смотрю на половник в правой руке. В столовую вбежали ещё несколько надзирателей, среди них тот, который меня откармливал. Посмотрел на меня, на половник, на дежурного, на этого урода на полу. Как завопит истошно, чтобы в меня не стреляли. Надзиратель, который стоял ближе всех ко мне, наконец врубился в ситуацию и тихо сказал, чтобы я опустил половник. Я бросил, они навалились, скрутили меня давай решать, куда меня: в камеру или в больничку. Хорошо, что решили в больничку. По другому ни за что отдал бы душу чертям.
После того, как урки видели, как Петрович бился половником из-за миски щей, его оставили в покое и больше не «прессовали». Решили себе дороже — мало ли что способен натворить такой безумец из-за миски баланды.
С тех пор пошла у Петровича спокойная жизнь и ему дали досидеть свой срок без приключений.
Петрович отмотал срок, вышел на свободу, а как оказалось — возвращаться не к кому. Вот и сел на корабль-завербовался к старателям.
Проработал у них недолго, разошелся во взглядах с руководством артели вопросе начислений сдельной оплаты, дрался, был незаслуженно бит.
Ушел — в артели больше ни ногой. Ведь мало того, лучшие участки достаются «своим» блатным старателям, а остальных обсчитывают и обдирают, как липку. Так еще и с нарядами на выход за золотом чехарда — то густо, то пусто.
Потому-то в Геологическом Управлении подвизался промывальщиком. В Управлении всегда были стабильная работа и заработки.
Оно и понятно: единичные старатели и артельщики не могли конкурировать с Управлением. Ведь Артель не могла снабдить работяг инструментом, оборудованием, транспортом, топливом и продовольствием.
Вот и разрабатывали они те участки, что ближе. Куда только пешкодралом добраться можно. И работа была только в теплые сезоны. Зимой вся деятельность артельщиков прекращалась. В отличии от тех, кто работал в Управлении, старатели зимой в большинстве своем спускали заработанное и дальше «сосали лапу».
У Петровича были причины не любить зиму. Здесь она была сурова и прощала ошибок.
Тут могли не справиться и опытные геологи. Всякое бывало.
Старожилы помнят, как примерно десять лет назад одна из партий, состоящих из трех горных инженеров и трех рабочих должна была выйти к заливу Лазарева в конце осени к началу зимы.