Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
Снова поднялся ветер. Не такой, как с утра, но тем не менее пронизывающий.
Я видел, что Перовича прям трясет от холода. Вытащив на берег последнюю, я предложил ему срочно одеваться и идти в лагерь отогреваться.
Петрович не возражал, он так замерз, что не мог говорить.
Благо возвращаться было недалеко, всего метров четыреста. Семагин завидев, что я веду старика укрыв его своей курткой, начал отдавать какие-то распоряжения дежурному по кухне, стоявшему у большого котелка и что-то стряпавшего.
Когда
Большие куски благородной рыбы плавали в прозрачнейшем бульоне с мельчайшими золотистыми капельками деликатесного рыбьего жира.
Невесть откуда взявшаяся, почти разварившаяся луковица, игриво сверкала своими бело-серыми ажурными боками, плавающая в ухе вместе щучьей головой, распространяла чудесный, божественный аромат на всю округу.
Значит, кто-то из наших уже успел удачно порыбачить.
Дежурный поискал взглядом подходящую посуду, потом живо схватил большую пиалу с темно-синим узбекским рисунком, зачерпнул половником уху, попробовал, чтобы она была не слишком обжигающей, наполнил чашу и передал ее Петровичу.
Но холод настолько растят его организм, что мой спутник был в не состоянии ни держать пиалу в руках, ни сделать глоток. Когда я попробовал поднести ее к его губам, взяв чашу в свои руки, Петровича так трясло, что он снова не сумел отпить.
— Так, все понятно. Быстро, шару!
Дежурный кивнул и метнулся в палатку-лабаз, в которой были сложены съестные припасы.
Выскочив он ловко переставил уху, и прямо на огне стал кипятить воду в в чистой консервной банке с высыпанной внутрь пачкой чая.
Пока он готовил шару, я сбегал в палатку и принес одеяла.
Укрыв Петровича мы стали ждать пока закипит вода. Шара готовилась так: вначале заваривался крепкий чай, практически чифир, на поллитра воды пятьдесят грамм сухой заварки. Чифир должен был быть обязательно перекипяченным.
Потом в него добавлялась сгущенка, примерно треть банки на поллитра. Сгущенку, а затем две части спирта. Сто грамм прям в кипящую массу.
Сгущенку и первую спирта часть помешивали ложкой. Когда масса приобретала однородный светлый оттенок, ее снимали с огня и добавляли еще сто грамм спирта.
Шару нужно было немного остудить. Но в холодное время года это не составляло труда.
Дежурный сбегал к озеру и опустил раскаленную банку в холодную озерную воду.
Шара на вкус напоминала что-то типа сладкого «Бейлиса», только значительно крепче.
Человек выпивал несколько глотков и все его тело тут же начинало гореть. Спирт, чайные ферменты и углеводы моментально делали свое дело.
Он бегом вернулся назад, я поддерживал Петровича за голову, когда ему осторожно вливали в рот шару.
Минут через пять Петровича перестало
Дежурный показал мне на уху и вопросительно посмотрел на меня. Я почувствовал, как ощущение голода обволокло желудок и кивнул. Поесть горячего первого сейчас — это подарок небес. Мне тоже не мешало бы согреться и подкрепить силы.
— Что случилось? — с серьезным выражением лица спросил Семягин разглядывая меня и Петровича
Я хотел было ответить, но мой старик остановил меня жестом. Он начал уже рассказывать, но тут где-то слева раздались три выстрела подряд с одинаковыми паузами между ними.
Глава 12
— Что случилось? — с серьезным выражением лица спросил Семягин, разглядывая меня и Петровича
Я хотел было ответить, но мой старик остановил меня жестом. Он начал уже рассказывать, но тут где-то слева раздались подряд три выстрела с одинаковыми паузами между ними.
Звук ружейных выстрелов шел справа от лагеря. На ту сторону озера начал ложиться туман.
— Двое в лагере, остальные с оружием за мной, — выскочил Семягин с ружьем из своей палатки. Петрович и дежурный остались в лагере.
Мы быстро собрались и пошли водь озера. Здесь рельеф несколько отличался от того, где мы шли по тропе с Петровичем.
В некоторых местах он представлял из себя невысокие скально-песчаные клифы — вертикальные свесы, не дающие возможности спуститься к воде.
В некоторых местах береговая линия не была сплошным обрывом — скальники перемежались длинными, уходящими вниз зеленеющими лугами.
Туман сгущался и видимость не превышала метров десяти.
Семягин дважды выкрикнул фамилии тех, кто пошел за дровами в этом направлении. Это был Брахман и один из геологов, заместителей Семгина.
— Макаров! Бондаренко!
Но ответа не последовало. Мы шли против ветра и скорее всего они не слышали Семягина.
Тогда Семягин выстрелил. Снова было слышно только, как мы идем по тропе.
— Что за хрень? Надо поторапливаться.
Мы перешли на бег. Быстро по камням и узкой тропе бежать не получалось, но тем не менее мы все же двигались трусцой.
— Бондаренко! Макаров! — снова кричал Семягин. Метров через четыреста мы наткнулись на геолога, который стоял один на тропе сложившись пополам и опираясь руками на бедра.
Он тяжело дышал, будто сам пробежал марафон и не обращал на нас никакого внимания.
— Где Брахман? — спросил подоспевший Семягин, но Бондаренко лишь махнул рукой в сторону тропинки. Я снял свою винтовку с плеча и бесшумно заскользил вглубь тумана. Люди за мной.