Золотой браслет, вождь индейцев
Шрифт:
– Куда ты так спешишь?
– послышался вопрос.
Мак Дайармид гневно обернулся и очутился лицом к лицу с маленьким коренастым господином; из-под соломенной шляпы виднелось некрасивое лицо с выдающимися скулами, глубокими глазными впадинами и рыжей бородой.
– Это ты, Эван Рой?
– сказал молодой человек, пытаясь вырваться из державших его рук.
– Пусти меня... Мне нужно отомстить за мою честь!.. Негодяй, который сделал подлый донос на меня, разрушил мою карьеру и погубил все надежды... здесь, передо мной... Пусти меня!
– Не пущу... скорее сам пойду с тобой!..
– И, говоря это, он взял под руку Мак Дайармида и тот волей-неволей должен
Из немногих слов, произнесенных с неподражаемым акцентом, легко можно было узнать в том человеке шотландца. Идя под руку, он продолжал уговаривать Мак Дайармида, вставляя в свою речь выражения не столько глубокомысленные, сколько энергичные.
– Нет сомнения, что когда Мак Дайармид говорит об отмщении поруганной чести, то все родные должны следовать за ним. И это, конечно, сделает Эван Рой, пока ноги его носят... Но в чем дело?.. Что именно возбуждает такой гнев главы нашего рода?..
Теперь они тоже завернули за угол и могли видеть впереди на дороге тех трех господ, которых преследовал Мак Дайармид.
– Ты знаешь, за что, из-за каких пустяков я был выгнан из школы, Эван Рой?
– спросил Мак Дайармид своего родственника, с трудом сдерживая бешенство.
– О, это нетрудно угадать! Вероятно, эти пентюхи профессора не хотели и не умели понять характера настоящего джентльмена, благородного главы рода, произнес Эван с презрением.
– А между тем, позвольте узнать, где была эта академия Вест-Пойнта в то время, когда Мак Дайармиды пришли из Трои с Брутом Старшим и обосновались на берегах Альбиона? А дело в том, что многое на свете переменилось, и ваша хваленая Америка - совсем не место для джентльмена.
Мак Дайармид грустно улыбнулся.
– Да я не на Америку и жалуюсь, мой милый Эван Рой. Ты забываешь, что это мое настоящее отечество, - отечество, которое я люблю всеми силами души моей. Я ненавижу только вот этого человека, который идет там перед нами, среди двух других, который, как я уже сказал, и есть причина гибели всех моих мечтаний, всех усилий, работы четырех лет! Ты, Эван Рой, знаешь, что в моих честолюбивых замыслах личность моя была ни при чем. Достигнуть освобождения индейского племени, - племени, к которому принадлежит моя мать, - от проклятия, тяготеющего над ним; избавить его от унижения, на которое оно обречено бессердечной политикою, преследующей одну цель - извести его; сделаться его защитником, уполномоченным ходатаем перед белыми, - вот задача моей жизни. Чтобы слово мое имело вес и было выслушано, я старался составить себе имя среди белых. Я уже подходил если не к самой цели, то по крайней мере к той ступени, которая могла меня приблизить к цели, так как, по мнению всех моих учителей, я имел право рассчитывать на одну из первых вакансий по производству. И вот, Эван, этот человек, этот поручик Корнелиус Ван Дик, как мне сказали, который никогда перед тем меня не видел, погубил все; ему достаточно было сказать несколько слов, чтобы разбить мою будущность, раздавить в зародыше все мои надежды. Чужой для школы, он не имел повода вмешиваться в то, что происходило в ней. Но ему захотелось проявить свое усердие, и он, не будучи к тому призван, а лишь из любви к искусству сделал донос на меня и одного моего товарища, когда мы незначительно нарушили дисциплину. Но так как полуиндейцу ничего не прощается, меня выгнали из школы. О! Я отомщу ему!..
– Мак Дайармид, будь рассудителен. Изменник не один; подожди удобного случая.
– Не думай, Эван, что гнев затемняет мой рассудок. Я знаю, что сегодня вечером он уезжает из Вест-Пойнта! Я буду сторожить его, хотя бы всю ночь! Смотри!
Группа
В то время как Мак Дайармид с товарищем проходили подле решетки сада, один из офицеров говорил:
– Не правда ли, господин Брэнтон, какая великолепная ночь?
– Именно великолепная!
– произнес серьезный голос.
– Почти так же хороша, как в Неаполе, где я провел последнее лето с моей семьей. Вашей экспедиции на границу будет сопутствовать прекрасная погода, господин полковник, и я несказанно рад, что и мой племянник Корнелиус примет участие в походе. И надолго вы едете?
– А я, право, и сам хорошенько не знаю. Делая топографические съемки на востоке, трудно заранее определить, сколько времени они займут.
– Однако, я вижу, что деятельную службу вы предпочитаете занятиям в экзаменационной комиссии.
– Без сомнения. Знаете ли, идя на границу, нельзя сказать, когда и как оттуда вернешься!.. Там индейцы, которые могут причинить много хлопот, хотя в настоящую минуту они спокойны. Что касается вашего племянника, то, кажется, мне не придется долго наслаждаться его обществом, так как он назначен в форт Ларами, а я назначен комендантом в форт Лукут.
Тут Мак Дайармид и горец миновали решетку сада и уже не могли разобрать доходивших до них голосов.
– Я тебе говорю, Эван, гнев нисколько не затемняет моего рассудка! Теперь я знаю, что могу себе наметить заранее час расправы. Запомни, что я тебе скажу: Корнелиус Ван Дик едет в равнины, в войска под командованием полковника Сент-Ора, - оттуда он не вернется!
Шотландец одобрительно усмехнулся в свою рыжую бороду.
– В добрый час! Вот это речь истинного храбреца! Благородная кровь выдает себя. Это настоящий Мак Дайармид, который во времена первых шотландских королей, содрав с живого врага кожу, повесил ее у дверей своей палатки.
Лицо молодого человека приняло свирепое выражение.
– Участь моего врага будет ничуть не лучше, за это я отвечаю, - сказал он сквозь зубы.
На этот раз Эван ничего не возразил, и они молча направились к пристани, где в это время стоял пароход, готовый сняться с якоря. В такой поздний час пассажиров просто не могло быть, и они оказались на палубе одни. С реки, по которой плыл пароход, виднелись окна военной школы, чудесно освещенные полной луной. Этот вид вывел Мак Дайармида из его мрачной задумчивости. Он вдруг погрозил кулаком зданию и произнес вполголоса:
– Горе вам всем от первого и до последнего. Клянусь, что заставлю вас в свою очередь проклясть тот день, в который вы, прогнав меня, дали мне в руки оружие против себя.
Эван Рой поглядел на него на этот раз с улыбкой сожаления.
– Угрозы еще никому костей не ломали, - сказал он презрительным тоном. Впивается сильней зубами та собака, которая не лает.
– Ты прав, - сказал на это Мак Дайармид, - и скоро ты увидишь, хорошо ли я сжимаю челюсти, когда вцеплюсь в кого-нибудь.
Сад Костюшки служил в этот вечер местом для прогулки гостям военной школы. Этот сад идет уступами к реке и тянется вдоль поля, где проходят маневры, отделяя его от реки Гудзон. Кусты, осыпанные цветами, мраморный фонтан, каменные скамейки, с которых при лунном свете можно любоваться величественной рекой и темными холмами на другом берегу, представляют восхитительную декорацию.
В то время, как пароход поравнялся с террасой, разговор, совершенно иной, чем разговор Мак Дайармида с Эваном, происходил между подпоручиком Армстронгом и красавицей Жюльетой Брэнтон.